Тень и Коготь - Джин Вулф

– Возможно, теперь с этими тварями удастся покончить, чтоб их снова не натравили на нас или еще на кого-нибудь. Сейчас они сыты, и, думаю, мы с ними управимся. Надо куда-то их посадить – во что-нибудь герметичное, из металла или стекла.

При мне ничего подобного не было, и я так ему и сказал.

– При мне тоже нет ничего подходящего.

Опустившись на колено возле улана, Иона принялся обшаривать его карманы. Ароматный, словно благовонные курения, дым горящего дерева обволакивал все вокруг. Казалось, я вновь в Храме Пелерин: россыпь сухих веток и пожелтевшей листвы, на которой распростерся улан, вполне сошла бы за устланный соломой пол, а стволы торчащих над нею одиноких деревьев – за опоры шатра.

– Вот, – сказал Иона.

Отвинтив крышку найденного на убитом бронзового васкулюма, он вытряхнул изнутри какие-то травы и перевернул труп улана на спину.

– Где же они? – спросил я. – Телом поглощены?

Иона отрицательно покачал головой и, чуть поразмыслив, с предельной осторожностью потянул из левой ноздри улана первую темную тварь. Тело ее оказалось похожим на тончайшую из бумажных салфеток, только совершенно непрозрачным.

– Но если ее разорвать, их просто станет двое? – спросил я, удивленный его осторожностью.

– Да, но сейчас она сыта, а разорванная утратит энергию, и тогда с ней, вполне возможно, будет уже не совладать. Кстати, подобным образом куча народу погибла: видят, что этих тварей можно рубить, и знай себе рубят, пока те не задавят числом.

Один глаз улана остался чуть приоткрытым. Трупов я в жизни повидал множество, но сейчас никак не мог избавиться от жутковатого ощущения, будто он каким-то образом наблюдает за мной – за человеком, погубившим его, чтобы спастись самому.

– Когда я рассек первую, ее половинки словно бы полетели медленней прежнего, – заметил я, дабы занять мысли чем-то другим.

Сунув извлеченное из левой ноздри трупа чудовище в васкулюм, Иона занялся другим, забравшимся в правую.

– Скорость любого летучего существа, – пробормотал он, – зависит от площади крыла. Иначе умельцы, пользующиеся этой пакостью, пожалуй, рвали бы их в мелкие клочья, прежде чем за добычей отправить.

– А ты, выходит, не в первый раз с ними сталкиваешься?

– Однажды стояли мы в порту, где их используют для ритуальных убийств. Я еще тогда заподозрил, что кто-нибудь непременно хоть одну домой привезет, но здесь их вижу впервые.

Отвинтив бронзовую крышку, Иона отправил вторую тварь цвета сажи внутрь, к первой, лениво зашевелившейся на дне сосуда.

– Там они снова сольются вместе, – пояснил он. – После охоты с ними всегда так и поступают. Думаю, ты не заметил, но в зарослях они порядком поистрепались о ветви, а после исцелились прямо в полете.

– Еще третья осталась, – напомнил я.

Иона кивнул и разжал стальными пальцами челюсти мертвого. Вместо зубов, лилово-синего языка и десен моему взгляду открылась бездонная черная яма, и у меня вновь забурлило в желудке. Третья тварь, извлеченная Ионой на свет, оказалась мокра от слюны погибшего.

– Выходит, не разруби я эту тварь во второй раз, одна ноздря либо рот остались бы свободны, и тогда он мог бы дышать?

– Да, пока они не доберутся до легких. Правду сказать, нам еще повезло, что взяться за него удалось почти сразу. Иначе пришлось бы тебе потрошить труп, чтобы добраться до них.

Щекочущий ноздри дымок напомнил мне о горящем кедре.

– Но если им требовалось тепло…

– Они предпочитают тепло живого тела, хотя порой их можно отвлечь и теплом огня – если горит живое, растительное вещество. По-моему, на самом деле суть не в одном тепле. Быть может, им вовсе нужна энергия, выделяемая растущими клетками… – Сунув в васкулюм третью тварь, Иона туго завинтил крышку. – Мы их назвали нотулами, потому что появлялись они, как правило, в темноте, когда их не разглядеть – пока жаром в лицо не повеет, ничего и не заподозришь; а вот как их называли туземцы, понятия не имею.

– А где находится этот остров?

Во взгляде Ионы отразилось недоумение.

– От побережья он далеко? Мне с детства хотелось посмотреть на Уроборос, хотя это, наверное, опасно.

– Далеко, – ровно, рассеянно ответил Иона. – Далеко, и весьма. Погоди-ка минутку…

Подойдя к берегу реки, он зашвырнул васкулюм подальше, так что воды сосуд коснулся почти на самой ее середине, и вернулся ко мне.

– А нам самим эти твари не пригодились бы? – спросил я. – Вряд ли те, кто натравил их на нас, на сем успокоятся, а значит, лишнее оружие не помешает.

– Нас они не послушаются, да и мир без них только лучше, как сказала одному мяснику жена, отхватив его мужские причиндалы. А теперь едем-ка отсюда. Вон, к нам уже кто-то идет.

Взглянув, куда он указывает, я увидел двух путников, бредущих вдоль дороги пешком. Тем временем Иона подхватил повод своего дестрие, пившего из реки, и приготовился вскочить в седло.

– Постой, – сказал я. – Или отъедь на пару чейнов и подожди меня там.

Вспомнив о кровоточащем обрубке руки обезьяночеловека, я словно увидел в воздухе, среди деревьев, неяркие, багряные с алым огни собора, сунул руку поглубже за голенище и извлек из сапога Коготь.

Именно в эту минуту я впервые увидел Коготь при свете дня. В лучах его самоцвет засверкал, словно само Новое Солнце, и не только синью – всеми красками, от фиолетового до ярко-голубого. Положив его на лоб улана, я пожелал, чтоб тот ожил.

– Едем! – окликнул меня Иона. – Что ты там делаешь?

С ответом я не нашелся.

– Эй, а он ведь, похоже, жив! – крикнул Иона. – Скорей, прочь с дороги, пока он пику не отыскал!

– Господин! – негромко донеслось издали.

Голос был мне знаком. Обернувшись, я бросил взгляд вдоль заросшей травою дороги.

– Господин!

Один из путников помахал мне рукой, и оба перешли на бег.

– Это Гефор, – сказал я.

Однако Ионы и след простыл. Я снова взглянул на улана. Оба глаза его были открыты, грудь мерно вздымалась и опадала. Стоило мне убрать с его лба Коготь и спрятать камень за голенище, улан сел. Я закричал Гефору со спутником, чтобы те поскорей убрались с дороги, но они меня, очевидно, не поняли.

– Ты кто такой?

– Друг, – ответил я.

Изрядно ослабший, улан завозился, пытаясь подняться. Я подал ему руку и помог встать. Около минуты он изумленно таращился на все вокруг – на меня и на пару, со всех ног бегущую к нам, на реку, на деревья, а дестрие – даже собственного, терпеливо дожидавшегося всадника поодаль – здорово испугался.

– Где это мы?

– Всего лишь на старой дороге вдоль берега Гьёлля.