Пленники чести - Александр Шатилов

за спиной. Всё кружилось и качалось перед глазами Александра, точно он был на корабле, попавшем в шторм. Некто, стоявший у него за спиной, начал двигаться, перемещаясь то в одну сторону, то в другую, но Александру никак не удавалось его увидеть. Постепенно его ухо начало различать невнятный шёпот, раздававшийся у него за спиной. Он не мог разобрать ни слова, в то время как шёпот медленно усиливался. Громче и громче долетали до него звуки на незнакомом ему языке, то шипящие как змеи, то ласкающие словно перо, то клокочущие как жерло вулкана. Неизвестный противник стоял прямо за ним, совершая странные движения, свет свечи метался по стенам комнаты, отбрасывая уродливые тени, которые как живые, сами собой шевелились вокруг него.

Всё неистовей метались чёрные образы на стенах, всё отчётливей становились слова, всё сильнее билось сердце, молотом отдаваясь в висках, на которых выступил холодный пот. Но внезапно всё оборвалось и замерло, и кто-то резким движением положил ему руку на левое плечо, произнеся загадочные, ни на что не похожие слова прямо у него над ухом.

— Кхаца… — прошептал Александр, откидываясь на спинку стула, к которому был привязан.

— Ты узнал меня, суженый мой, — прошептал её голос прямо в его ухо.

От этих слов Александр вздрогнул, хотел повернуться, но верёвки крепко держали его, не давая пошевелиться. Он вспомнил слова цыганки, поразившие его несколько дней назад на постоялом дворе, и от этого на лице его отразились гнев и презрение. Он считал всё сказанное ею блажью, прихотью девчонки, но теперь, когда оказался связанным с ней наедине, он горько жалел о том, что не смог предвидеть такого поступка с её стороны. Он клял себя за то, что тогда не стал переубеждать её, но разве можно доводам разума унять женскую страсть?

— Ты в безопасности, драгоценный, — произнесла она, прикоснувшись к его щеке своей мягкой, но холодной щекой. — Сокол мой, не бойся ничего, ты будешь жить! Теперь мы вместе, драгоценный, вместе…

— Нет… — покачал головой Александр. — Мы никогда не будем вместе. Развяжи верёвки и выпусти меня, я должен вернуться…

— Но куда ты пойдёшь? — рассмеялась цыганка, медленно обойдя вокруг него, не отрывая своей руки от плеча поручика. Затем она зажгла маленькую масляную лампу под потолком и поставила коптящий огарок свечи, державшийся в жестяном подсвечнике, на пол. — Я украла тебя, а все решили, что ты сам бежал, душа моя! Ты теперь беглец, ты теперь скиталец, ты теперь один из нас, драгоценнейший мой!

— Нет! — резко ответил поручик, снова порываясь освободиться от тугих верёвок. — Я не беглец, не преступник и никогда им не буду! Я должен предоставить показания капитану… — но смех Кхацы снова не дал ему договорить.

— Твой капитан неделю в монастырском лазарете хворать будет! И сержантик его легко отделался! Для всех ты сейчас чужой, никто тебе не друг, одна я твоя, изумрудный мой! Слышишь? Я одна с тобой!

И Кхаца, точно мотылёк к пламени, бросилась к его ногам и обвила его шею тонкими нежными руками, её лукавые кошачьи глаза встретились с его суровым взглядом. С минуту она молча смотрела на него, с нежностью, кротостью, обожанием и бесконечным жаром, способным испепелить любое сердце, точно бумажное. Её горячие руки гладили его растрёпанные волосы, её дыхание жгло ему лицо и губы, всё её тело трепетало перед ним, перед связанным и жалким, послушным, как марионетка в её руках.

— Стань моим, о драгоценный! Стань моим! Ты богаче султанов будешь, у тебя всё будет! Всё! Ты станешь нашим вожаком, ты поведёшь нас через весь свет! Ты ведь знаешь, что нет ничего дороже воли, так обрети её в моих объятьях! Я дарю её тебе! Мой отец назовёт тебя сыном, ты станешь одним из нас, ты будешь выше всех нас! Согласись, любимый мой, согласись!

Поручик с трудом различал её слова, всё кружилось перед его глазами. Сладкая усталость и истома разливались по всему телу. Все мысли словно ушли куда-то, только речи цыганки причудливой мелодией отдавались у него в голове. Манящее блаженство, подобно неслышному говору полевых цветов, вливалось в его уши. Слова повисли у него на кончике языка. Он мысленно сопротивлялся, но это доставляло ему такую боль, что воля уже почти покинула его.

— И конь твой здесь! И Вихрь твой у меня! Я его для тебя украла, милый мой! — ласково шептали её губы.

Но одно упоминание о Вихре мигом вернуло Александру уже было ушедшее сознание. Словно сильный ветер, это слово развеяло чары обольстительной красавицы, заставив вспомнить всё, что было до этого. Встрепенувшись, он бросил на Кхацу изумлённый и гневный взгляд.

— Вихрь здесь? — воскликнул он, дёрнувшись изо всех сил на стуле.

— Здесь! Здесь, мой драгоценный! — рассмеялась цыганка, вскочив на ноги и быстро оказавшись в нескольких шагах от своего пленника. — Цыган без коня, что без крыльев птица! Он тебе самой судьбой послан!

— Освободи меня! — вдруг потребовал Александр. — Я не создан для вашего мира, и ты это знаешь, а даже будь это не так, у меня всё равно есть возлюбленная, которая ждёт меня!

На это Кхаца снова залилась смехом, но звучал на этот раз он зло и жестоко.

— Нет больше твоей Натальки! — прошептала она, приблизив свой пылающий взор к его глазам, выразившим ужас и недоверие. — Её забрал князь тьмы, господарь мёртвых, тот, что пьёт кровь живых. Больше не видеть её тебе, хороший мой, больше не отнимет она наше счастье…

— Замолчи! — воскликнул поручик, придя в настоящую ярость. — Ты лжёшь! Лжёшь, чтобы я отказался от неё! Никогда! Слышишь, никогда я не поверю ни единому твоему слову!

— Ночь кровавой луны близко! Скоро она станет тёмной царевной! Мои карты не врут! — гордо воскликнула Кхаца, сверкнув взором, и в руке у неё, точно по волшебству возникла колода карт.

— Кровавая луна… — прошептал поручик, и тут у него в голове начали складываться детали, превращаясь в отчётливые образы. Он почти в это не верил, но, в то же время, для него не было ничего более логичного. — Не может быть, — продолжал инстинктивно повторять он, вспоминая каждую крупицу знаний, полученную за время его пребывания в Уилсон Холле.

— Может! — с торжествующим видом выкрикнула Кхаца, и снова оказалась перед ним на коленях, раскидывая на полу потёртые мрачные карты.

Поручик почти не следил за ней.

— Вот она! — воскликнула цыганка. — Вот она, карта смерти! Видишь? Она в его руках! Ты её не спасёшь! Судьбу не обманешь, драгоценный…

— Нет, — шептал Александр, отвернувшись от карт, — ещё не поздно, я