Желание - Дж. Р. Уорд

Все закончилось так странно. Тогда, в пустыне, Джим спас его, но здесь и сейчас, в этой кухне, Исаак давал ему то, чего Матиас жаждал все это время.

Прежде чем закрыть глаза в последний раз, он посмотрел на Алистара Чайлда. Его освободила дочь, и он обнимал ее, держа в безопасности, его голова прижалась к ее. Будто почувствовав чужой взгляд, мужчина оглянулся.

Облегчение на его лице было колоссальным, будто он знал, что Матиас умирает и больше никогда не вернется… и даже если это не воскресит сына, которого он потерял, смерть Матиаса навсегда обезопасит его и будущее его дочери.

Матиас кивнул парню, а потом опустил веки, приготовившись к надвигавшейся пустоте. Боже, он жаждал ее. Его жизнь не стала даром ему самому или миру, и он с нетерпением ждал небытия.

В ожидании огромного ничто, когда он уже не был живым, но еще не умер, он вспомнил Алистара в ту ночь, когда он потерял сына.

— … Дэн… ни… малыш… мой Дэнни…

Матиас нахмурился и осознал, что он не просто подумал слова, а произнес их вслух.

То же самое он сказал прямо перед тем, как наступить на детонатор бомбы.

В этот момент, его накрыл белый свет — следствие онемения… а может он прошел сквозь ощущение, будто само чувство было дверью. С его появлением, огромное, умиротворяющее спокойствие охватило разум Матиаса, его тело и душу также уверенно, будто его очистили от всех греховных мыслей или деяний на протяжении его земного бытия.

Иллюминация влияла не только на зрение. Свет — все, что Матиас видел, знал, все, чем он был.

Рай действительно существует.

И, да, изумительная пустота… блаженная…

Где-то за пределами его зрения, наплыл серый туман, сначала не явившись ни чем конкретным, но постепенно расширяясь и темнея до черноты, и мгла начала поглощать свет.

Матиас боролся с этим наводнением, инстинкты твердили ему, что не к этому он стремился… но ему не выиграть этой битвы.

Туман превратился в смолу, укрывающую его, заявляющую свои права, затягивая в спираль, которая сжималась… сжималась до тех пор, пока его не выбросило к морю с телами.

Извиваясь в удушающей, обволакивающей волне, Матиас врезался в корчившиеся тела.

Плененный в масляной бесконечности, он кричал… вместе со всеми остальными.

Но никто не пришел. Никто не обратил внимания. Ничего не случилось.

Вечность наконец-то получила его, и уже никогда не отпустит.

— Он мертв.

Сказав эти слова, Исаак поднялся на ноги и сделал глубокий вдох. Напротив него, Гри и ее отец тесно прижались друг к другу, и какое-то мгновение он одобрительно смотрел на них — живых, здоровых и сплоченных.

Спасибо тебе, Боже, подумал он… хотя не был религиозным человеком.

Спасибо, Господь Всемогущий.

— Оставайтесь там, — сказал он им, прежде чем закрыть и запереть черный вход.

Десять минут ушло на то, чтобы обыскать и обезопасить весь дом, и последним делом он направился к передней двери, перепроверяя, чтобы все замки были тщательно закрыты…

Исаак нахмурился и взглянул из окна на лужайку. Там была маленькая собака… сидя на коротких лапах, она склонила голову, уставившись на Исаака. Какая милаха… ей бы не повредила стрижка, но прическа — удел только лучших из людей и терьеров.

Исаак приоткрыл дверь и крикнул: — Ты живешь здесь?

Когда собачья голова наклонилась в другой бок, Исаак осмотрел передний двор, надеясь, что из-за деревьев в любой момент покажется Джим Херон.

Не было никого, кроме пса.

— Хочешь зайти? — спросил он у животного.

Пес, казалось, слегка улыбнулся, оценив любезное приглашение. Но потом животное отвернулось и побежало прочь, от легкой хромоты накренившись вправо.

В одно мгновение он исчез.

Черт возьми, прямо саундтрек сегодняшней ночи, подумал Исаак, снова закрывая дверь.

Как только он вернулся на кухню, Гри оторвалась от отца и кинулась к нему, с силой врезавшись в него, обхватывая руками. И он с благодарным вздохом притянул девушку к себе, прижав к груди, чувствуя, как ее сердце бьется напротив его.

— Я люблю тебя, — сказала она, уткнувшись в бронежилет. — Прости. Я люблю тебя.

Черт, значит, он не ослышался тогда, лежа на полу.

— Я тоже тебя люблю. — Подняв ее лицо, он поцеловал Гри. — Хоть и не заслуживаю.

— Замолчи.

Сейчас именно она целовала его, и он более чем был склонен позволить ей это… но недолго. Он слишком рано разорвал контакт.

— Слушай, я хочу, чтобы ты с отцом сделала кое-что для меня.

— Все, что угодно.

Он взглянул на часы. Девять сорок-девять.

— Возвращайтесь в город… куда-нибудь в людное место. В один из частных клубов или что-то вроде того. Я хочу, чтобы вас двоих увидели этим вечером, вместе. Скажите людям, что поужинали или посмотрели кино. В духе «отец-и-дочь».

Когда ее взгляд переместился на тело Матиаса, она сказала: — Я могу помочь.

— Мы можем помочь, — поправил ее отец.

Исаак сделал шаг назад и покачал головой. — Я позабочусь о телах. Лучше, чтобы никто из вас не знал, где они находятся. Я разберусь с этим… а сейчас, вам нужно идти.

Чайлды выглядели так, будто собирались поспорить, но он не станет слушать их.

— Подумайте об этом. Все кончено. Матиас мертв. Как и его заместитель. С их уходом подразделение вновь станет тем же, должно быть… им будут руководить правильные люди. Ты вышел. — Он кивнул Чайлду. — Я вышел. С прошлым покончено… если вы разрешите мне заняться делом. Дайте сделать все правильно… в последний раз.

Ее отец выругался… что случалось крайне редко. А потом сказал: — Исаак прав. Пойду, переоденусь.

Когда отец ушел, Гри посмотрела на Исаака, медленно обхватывая себя руками. Ее взгляд стал серьезным. — Это конец, для нас с тобой? Сегодня вечером? Здесь и сейчас?

Исаак подошел к ней и обхватил лицо руками, слишком ясно ощущая реальность, от которой он не в силах скрыться, и с которой Гри не сможет жить.

С болью в груди, которая совсем не была связана с пулей, он сказал одно опустошающее слово: — Да.

Когда Гри обмякла, плотно закрыв глаза, он был вынужден сказать правду: — Так будет лучше. Я — не твой тип мужчины… и даже если не придется больше волноваться о подразделении, я не то, что тебе нужно.

Она резко открыла глаза, и взглянула на него. — Сколько мне лет? — спросила она. — Давай, скажи. Сколько?

— Эм… тридцать два.

— И знаешь, что это значит? По закону я могу пить, могу курить, голосовать, служить в армии, а также могу самостоятельно принимать гребаные решения. Так как насчет того, чтобы позволить мне самой выбирать, что хорошо для меня… а что нет?