Крах мирового порядка - Юрген Граф

Cтудент: Вот уж воистину переоценка всех ценностей, как говаривал Ницше. Христианина от таких слов мороз должен пробрать по коже.

Ф. Брукнер: Как видим, религия Холокоста — а иначе этот образ мыслей назвать действительно нельзя — представляет собой опасную атаку на христианство. И эта атака имеет большой успех, она заставляет всё большее число христиан признать за их церквями часть вины в Холокосте и просить прощения за это. Так французский епископат принял в 1994 году следующее заявление: «Церковь знает, что должна признать за собой ответственность за Холокост, и уже начала это делать».

Томаш Габись комментирует:

«Вряд ли можно требовать более однозначное доказательство капитуляции церкви перед религией Холокоста. Сегодня можно вести диалог со всеми: с иудеями, мусульманами, анимистами, атеистами, и только с теми, кто не хочет признавать религию Холокоста, всякий диалог исключён. Церковь — сначала французская — прокляла их, как еретиков, хотя они являются еретиками исключительно с точки зрения религии Холокоста, но это в наши дни «торжествующая церковь». Христианские священники, сначала протестантские, потом католические, вынуждены были перейти к обороне под натиском жрецов Шоа, а некоторые уже переметнулись в их лагерь. Причём традиционные христианские установки одна за другой выбрасываются за борт».

Cтудент: В свете этой тенденции можно сказать, что Пий XII сделал роковую ошибку, когда отреагировал одним молчанием на упрёки в том, что он ничего не сделал, зная об уничтожении евреев.

Ф. Брукнер: Ну, упрекать его вслух стали только после его смерти. Но его наследники, Иоанн XXIII и Павел VI, которые вели более проеврейскую политику, чем он, действительно ответили молчанием на постоянно усиливавшиеся нападки на Пия XII. Было бы лучше для католической церкви (и исторической истины), если бы они поручили своим историкам документально показать, какого рода сообщения рассылали еврейские организации во время войны, и изложить причины, почему Ватикан не верил этим сообщениям. После того, как Иоанн-Павел II сказал о «газовых камерах» и тем самым дал своё благословение официальной версии Холокоста, позиция римской церкви стала совершенно незащитимой, так как, если Холокост был, Ватикан должен был об этом знать и был морально обязан чётко и ясно заклеймить геноцид. В результате католической церкви не осталось ничего иного, кроме как признать свою вину и просить у евреев прощения. Но как можно ещё признавать авторитет церкви, которая взяла на себя такую вину?

Cтудентка: Ватикан, таким образом, попал в ловушку, из которой нет выхода. Если бы миф о Холокосте лопнул, выход появился бы. Разве не в интересах Ватикана содействовать такому развитию?

Ф. Брукнер: Разумеется. Встаёт только вопрос, лояльны ли были люди, которые в последние десятилетия формировали политику Ватикана, начиная с умершего в апреле 2005 года Кароля Войтылы и его преемника, католической вере или совсем иным силам?

Cтудентка: Это совершенно ужасное предположение!

Ф. Брукнер: Всё большее число католиков не признаёт Иоанна-Павла II и его преемника законными папами. Но мы не можем углубляться в этот вопрос, это увело бы нас слишком далеко от нашей темы, поэтому я довольствуюсь тем, что укажу вам на книгу, в которой содержится масса доказательств давно уже идущего полным ходом подрыва основ католической церкви.

Но вернёмся к религии Холокоста. Когда руководители еврейских общин потребовали убрать с территории лагеря Освенцим кресты — дерзкое требование, которое позже было выполнено с благословения г-на Войтылы, Эли Визель, хотя и поддержал это требование, однако добавил, что на территории лагеря не должно быть и звёзд Давида. Его мотивировка:

«Я против любой символики в Бжезинке, включая звезду Давида. Бжезинка остаётся своим собственным символом, собственным памятником. Остатки печей, бараки, деревья, пепел, молчание. Ничего иного не должно быть на этом кладбище, подобных которому нет».

Cтудент: Невозможно представить себе более неутешительную религию. Кого может привлечь такая мрачная вера?

Ф. Брукнер: К тому же в этой вере нет никакой позитивной силы. Есть только Дьявол и его беспомощные жертвы, но нет ни ангелов, ни героев.

Cтудент: А разве евреи не герои?

Ф. Брукнер: Что же это за герои, если они по приказу своих убийц добровольно садятся в составы, идущие в лагеря смерти, и там не только без сопротивления позволяют себя убивать, но и до последнего момента выполняют самые извращённые распоряжения своих палачей?

Рашель Ауэрбах пишет о лагере Треблинка:

«Чтобы приукрасить монотонность убийств, немцы создали еврейский оркестр… Он выполнял двойную цель: вопервых, его музыка заглушала, насколько возможно, крики и стенания людей, которых гнали в газовые камеры, а, во-вторых, это было развлечение для лагерного персонала, который состоял из двух любящих музыку наций: немцев и украинцев».

Cтудентка: Представить только: евреев тысячами гонят в газовые камеры, где они медленно умирают от удушья среди ужасных криков, а еврейские музыканты, которые точно знают, что потом то же самое сделают с ними самими, не предпринимают никаких попыток сопротивления или бегства, а продолжают весело играть на своих инструментах, будто это их долг, развлекать убийц, принадлежащих к двум любящим музыку нациям!

Ф. Брукнер: В своём фильме «Шоа», который идёт 9 часов, Клод Ланцман берёт интервью у Абрахама Бомбы, парикмахера из Треблинки. Вот отрывок из их беседы.

Ланцман: А газовaя камерa?

Бомба: Она была невелика, это было помещение размером примерно 4 х 4 м. Тем не менее, туда запихивали женщин… Вдруг появлялся капо: «Парикмахеры, вы должны вести себя так, чтобы все женщины, которые сюда входят, верили, что им только подстригут волосы, а потом они примут душ и снова выйдут». Но мы уже знали, что из этого места живыми не выходят.

Ланцман: Там были зеркала?

Бомба: Нет, ни одного зеркала. Скамейки, никаких стульев, только скамейки и 16–17 парикмахеров. Но их было так много.

Ланцман: Сколько женщин вы должны были постричь за один прогон?

Бомба: За один прогон? Примерно 60–70 женщин… Немцы приказывали нам на несколько минут, примерно на пять минут, покинуть газовую камеру. Потом они пускали газ и убивали их.

Ланцман: Что вы ощутили в первый раз, когда увидели голых женщин с детьми, что вы почувствовали?

Бомба: Там было невозможно что-либо чувствовать или ощущать… Когда я работал парикмахером в газовой камере, прибыл состав с женщинами из моего родного города Ченстохова… С некоторыми мы были близкими друзьями. Когда они меня увидели, они стали меня обнимать: «Абе, что ты здесь делаешь? Что с нами будет?» Что я мог им сказать? Один из моих друзей, который был со мной там, тоже хороший парикмахер из нашего города, когда увидел, что его жену и сестру ведут в газовую камеру, попытался заговорить с ними, но ни той, ни другой он не мог сказать, что это последний миг их жизни, так как за ним стояли нацисты, эсэсовцы, и он хорошо знал, что разделит судьбу этих двух женщин, если скажет хоть слово.