Богиня маленьких побед - Янник Гранек

Скрепя сердце Энн везла кресло-каталку Адель к месту «тайного» собрания. Чтобы не ехать к матери в Калифорнию, она солгала, сославшись на грипп, и в рождественский сочельник в конечном счете обрекла себя на ребячество. По словам госпожи Гёдель, некоторые позитивисты еще в Вене практиковали сеансы спиритизма, но Энн была уверена, что величайший логик XX века предавался подобным иррациональным занятиям не иначе как с целью разоблачить шарлатанов, и иной мысли даже не допускала.

– Вы ничем не рискуете. В худшем случае мы увидим призрак скверного человека.

– А в лучшем выставим себя на посмешище.

Пожилая дама знаком велела Энн нагнуться к ней ближе и прикоснулась пальцем к ее переносице:

– Дух должен быть открытым. Вы заперлись внутри себя, как в крепости.

– Я научилась тренировать разум. Собирать факты и делать из них выводы. Поэтому эзотерика в любых ее формах и проявлениях не для меня.

– Ну да, вы чрезвычайно трудолюбивы, но ведь прийти к свету можно и более коротким путем, где ваши винтики и колесики вращаются в пустоте, а слова, которые вы так любите, теряют всякий смысл.

Они вошли в захламленную комнату с задернутыми шторами. В полумраке Энн разглядела кучу мольбертов и аккуратно выстроенные ряды рам: перед ней была студия, в которой душу обитателей пансиона лечили искусством, – именно она несла ответственность за посягательство на стены учреждения. Запах скипидара смешивался с тошнотворными флюидами, исходившими от ароматизированных свечей, стоявших на небольшом круглом столе, за которым она узнала Джека в компании с неразлучной розовой ангоркой. Адель представила молодой женщине трех человек, которых та знала меньше: Гвендолин, Марию и Карла. Глэдис в солнцезащитных очках со стразами, в которых она выглядела на редкость эффектно, встала, чтобы заключить молодую женщину в объятия.

– А это душа нашей старушечьей компании!

Энн от такого напора даже отступила. Мария, восьмидесятилетняя дама с лицом, скрывавшимся за толстыми стеклами очков, наградила ее взглядом, привыкшим превращать живых людей в камень. Глэдис знаком велела Энн молчать.

– Друзья мои, давайте поприветствуем нашу новую подругу. Добро пожаловать! Порядок нынешнего собрания мы уже утвердили. Хоть я и обожаю русских, Сергея Васильевича Рахманинова отложим на потом.

Специально для молодой женщины, хотя она ни о чем таком не просила, Мария посчитала уместным напомнить о страсти покойников к точности. Глэдис сняла очки; ее глаза горели от возбуждения.

– Джек немного разочарован, что не сможет поговорить со своим идолом. Ну да ладно, пообщается в следующий раз. Сегодня мы вызовем дух Элвиса Аарона Пресли! Вы знаете, что меня зовут так же, как его дорогую мамочку?

Молодая женщина чуть не расхохоталась; здесь она принадлежала к рациональному меньшинству, поэтому сарказм придется оставить на потом. Она подкатила кресло Адель к столу и села на последнее свободное место рядом с музыкантом. Тот подмигнул ей здоровым глазом. Вечеринка, казалось, была ему по душе. Нужно постараться, чтобы потом у нее тоже остались только приятные воспоминания: это будет необычное Рождество, в нем не будет даже намека на дешевую, сомнительную радость, которую Энн, собираясь сюда, готовилась разделить со старыми развалинами, на склоне лет оказавшимися на обочине жизни. Глэдис вертелась на месте, сгорая от нетерпения скорее приступить к сеансу спиритизма.

– Ознакомившись с вашей историей, мадемуазель Рот, мы решили определить вам ангела. Вашим покровителем в этом мире будет Гавриил. Вы – посланница.

– Чья?

Прокуренным голосом Мария запротестовала против негативных вибраций, содержащихся в словах Энн.

– Не перечьте, красавица моя. Мне покровительствует Михаил, ангел-освободитель.

Все сидевшие за столом взялись за руки. Левая ладонь Энн почувствовала холодные, негнущиеся пальцы миссис Гёдель, в правой затрепетали костяшки Джека, ни на минуту не обретающие покоя и будто бегавшие по клавишам пианино. Как можно расслабиться во владениях абсурда? Энн хотела есть. За праздничный стол старики усядутся не раньше полуночи. Санта-Клаус, по всей видимости, принес им в подарок горсть амфетаминов. Глэдис закрыла глаза и гнусавым голосом затянула:

– Aor Gabriel Tetraton Anaton Creaton.

Энн решила абстрагироваться от всей этой блажи. Элвис Пресли? Судя по жалким букетам в комнате, здесь никому и в голову не пришло вызвать дух Ван Гога.

Глэдис вернула ее к действительности:

– Рок-н-ролл, Энн. Среди нас вам не пристало быть самой старой.

* * *

Теперь Адель и Энн было не до скуки: они смотрели на храбрецов, дрыгающих ногами под аккомпанемент фокстрота. К молодой женщине тоже подошел кавалер, однако она отклонила предложение. Адель отбивала ритм ногой.

– Я так любила танцевать.

– А я всегда стараюсь отсидеться в сторонке. Иначе надо мной будут смеяться.

– Люди всегда танцуют так же, как занимаются любовью. Взгляните вон на ту парочку! Они же прекрасны. В наши дни молодежь разучилась танцевать вдвоем. А потом еще удивляются такому проценту разводов!

Вокруг их столика кружили семидесятилетний кавалер и его ровесница. Будто сговорившись друг с другом, они плыли в танце с неподвластной возрасту элегантностью. Энн вспомнила все праздники, во время которых ей, сидя на диване, доводилось наблюдать за другими молодыми людьми, ударившимися в пляс. Лео в мятой футболке и джинсах, с постоянно лезущими в глаза волосами, танцевал так, будто это был последний шанс в его жизни. Он обожал громкую музыку, которая, не имея возможности подчинить себе его члены, приводила их в движение. Не переставая вихляться, он одной рукой сворачивал себе косячок, помогающий забыть о неизбежном возвращении в набившую оскомину школу. Энн, перед тем как уйти, всегда дожидалась следующего танца. Того самого, который захочется станцевать и ей. А потом ждала еще и еще.

– В каждом празднике подспудно присутствует грусть.

– Вы предпочитаете оставаться зрительницей. А сарказм возводите в ранг проницательности. В действительности это не что иное, как страх, радость моя.

Когда дежурные по кухне убрали со столов остатки ужина, музыка стихла. Перед этим они украсили свои платья красными фетровыми шапочками и блестящими гирляндами, жутко натиравшими шею. Собравшиеся тут же заволновались. В мгновение ока будто ниоткуда выросла целая гора пакетов. Веселое щелканье вставных челюстей тут же сменилось радостными возгласами и шелестом разрываемой бумаги. Адель протянула Энн пакет, завязанный белой шелковой ленточкой. Открыв его, молодая женщина увидела кокетливый жилет из великолепной шерсти и в восторге тут же его надела.

– Нравится?

– Мне никогда еще не дарили ничего прекраснее. Сколько же вам над ним пришлось корпеть?

– С вашими волосами и оттенком кожи нужно чаще носить красное.