Распеленать память - Ирина Николаевна Зорина

в Мексику. Казалось, наступила свобода. Но нет. В Мексике им долго не давали вида на жительство и вообще подозрительно долго тянули с оформлением документов, хотя за нее и ее мужа хлопотали высокопоставленные друзья. И наконец все разъяснилось довольно просто: им предложили сотрудничать с кубинской разведкой в обмен на получение мексиканского паспорта.

Илеане пришлось бежать от кубинской госбезопасности в Европу, сначала в Испанию, потом во Францию.

Когда мы, организаторы российско-кубинского семинара, пригласили ее в Москву, всерьез задумались, не нужна ли ей охрана. Ведь кубинская госбезопасность многое себе позволяла и в Москве, по крайней мере, в отношении тех кубинских граждан, которые не хотели возвращаться на родину и предпочитали жить в России, даже без документов. Паспорта у них или отбирало кубинское посольство, или не продлевало срок их действия. Многие оставались без крыши над головой и, как правило, без работы. Мы решили, что вряд ли кубинское посольство позволит провокации против нашей гостьи. Но перед отъездом в гостинице пропал ее паспорт. И только вмешательство французского посла помогло разрешить ситуацию. Она с мужем улетела в Париж. Но так и не удалось узнать, кто выкрал ее паспорт.

Прощались. Она держалась спокойно. По-видимому, мужество и способность противостоять превратностям судьбы – ее характер.

Меня принимают в правозащитной организации Freedom Housе (Дом свободы). Второй справа – Франк Кальсон, руководитель кубинской группы. Слева от меня Давид Мойя, известный правозащитник, и его жена, семь лет проведшая в кубинском ГУЛАГе. Вашингтон. 1991

Вновь я встретилась с Илеаной в марте 1993 года в Женеве в Комитете по правам человека ООН, где я работала три года. Она с мужем Хорхе Масетти приехала на очередную (50-ю) сессию Постоянного комитета ООН по правам человека, добиваясь освобождения генерала Патрисио де ла Гуардиа.

В начале девяностых немало ожиданий в отношении новой демократической России было не только у нас, но и в Европе, и в США. Это стало очень заметно в работе сессий Комитета ООН по правам человека. Даже в Постоянном представительстве России в ООН в Женеве нас, московских правозащитников, тогда принимали с уважением, по крайней мере официально. Не удивительно, ведь главой российского представительства в Комитете прав человека ООН стал первый Уполномоченный по правам человека в Российской Федерации Сергей Адамович Ковалев.

Дружеская встреча в доме дочери экс-президента Эйзенхауэра: Сьюзен Эйзенхауэр, Ирина Зорина, Георгий Арбатов, академик Роальд Сагдеев. Вашингтон. 1991

В большом зале заседаний ООН С. А. Ковалев сидел недалеко от омбудсмена США, и бросалось в глаза, с каким уважением относились к российскому делегату другие омбудсмены, ведь многие знали его биографию и «послужной список». Диссидент, один из создателей «Инициативной группы в защиту прав человека в СССР», он пробыл семь лет в лагерях, в печально знаменитой колонии строго режима «Пермь-36», и еще три года – в ссылке в Магадане. А вернувшись в Москву в годы перестройки, был избран депутатом Верховного совета РСФСР. Стал одним из авторов «Декларации прав человека и гражданина». Боролся за принятие закона «О реабилитации жертв политических репрессий».

Внешне мягкий и обаятельный, очень интеллигентный, он оказался поразительно твердым, мужественным, неуступчивым там, где следовало таковым быть. Вот с кем мне посчастливилось два года работать. Именно при нем была одобрена Россией резолюция ООН о нарушении прав человека на Кубе. И однажды в российском представительстве был устроен прием, на который впервые пригласили представителей кубинской оппозиции. Это был новый курс новой России. Но, как и другие демократические победы, к середине девяностых они были поглощены коммуно-чекистской бюрократией, вновь овладевшей государственным аппаратом.

Исповедь кубинского боевика

Много интересных встреч было в те годы на сессиях Комитета по правам человека в Женеве. Но одна из них оставила особый след. Мне довелось познакомиться с Хорхе Масетти, сыном известного в Латинской Америке руководителя революционного движения в Аргентине, погибшего в партизанском отряде талантливого журналиста, одного из основателей кубинского агентства новостей «Пренса Латина».

Журналист Евгений Бай брал у него интервью. Я просто слушала, запоминала. Перед нами сидел усталый, опустошенный и, казалось, потерянный человек, все еще мучительно цеплявшийся за «революционные идеалы».

Немолодой, но по-мальчишески стройный и несколько аскетический. Бледное лицо с испепеляюще-черными глазами, тонкое, красивое и чем-то напоминающее лик Иисуса. Беспрерывно нервно курит одну сигарету за другой, сбрасывая пепел тонкими пальцами. Речь прерывистая, порой переходящая на шепот, будто боится, что люди услышат его страшные признания. Странная исповедь революционера-боевика, на совести которого немало темных дел, совершенных им «во имя революции».

Хорхе родился в Аргентине, но вырос и получил воспитание на Кубе. Его увезли на Кубу трехлетним в 1959 году, когда там победила революция. С детства он знал, что его отец покинул Кубу, чтобы создать на своей родине «Партизанскую армию народа». Там он и погиб совсем еще молодым и стал «мартиром» (martir), героем-мучеником революции. Имя отца его носила школа в Гаване, в которой учился Хорхе.

В шестидесятые годы Фидель Кастро выдвинул лозунг «Превратить Кордильеры в латиноамериканскую Сьерра-Маэстру», создав очаги партизанской войны во всех латиноамериканских странах, и зажечь в них «двадцать Вьетнамов». На Кубе была создана разветвленная сеть военных школ по подготовке партизанских боевиков. Туда и попал наш герой.

Хорхе остался сиротой. Отец погиб в 1964 году (точная дата смерти остается неизвестной), мальчику не было и десяти. Фактически потерял он и мать: оставленная мужем на Кубе, оказавшись в чужой ей среде, она сошла с ума. Сестру Хорхе бабушка забрала в Аргентину. Семью для Хорхе заменили сначала школа, а потом военное училище, сотоварищи и инструкторы по подготовке боевиков.

Для него началась трудная, овеянная революционной романтикой жизнь в военных казармах, на секретных полигонах-стрельбищах. Ему предстояло изучить основы партизанских действий в городе и методы оперативной работы: ограбление банков, организация похищений заложников и т. д. Он рано понял и принял – во имя революции разрешается всё. Врага революции можно и нужно убить – в прямой схватке, пустив пулю в лоб, или, выследив, ударом в спину. При вербовке агентов можно и нужно следить за потенциальной жертвой, последовательно и дотошно собирать компромат на человека, не гнушаясь ничем. Можно и нужно грабить банки, то есть устраивать революционные «эксы» (экспроприации). Можно и нужно выпускать фальшивые деньги, ездить по миру с фальшивыми документами, можно и нужно устраивать ловушки полицейским, чтобы убивать их и овладевать их оружием. Можно и нужно торговать наркотиками, захватывать богатых заложников,