Свадьба - Даниэла Стил

Психопат-одиночка убил Брэма Моррисона, одного из величайших рок-музыкантов. Пятьдесят тысяч поклонников его таланта бесновались, визжали, плакали, рыдали. Это скорбное неистовство продолжалось всю ночь, только к утру полиции наконец удалось очистить «Форум» от публики. Аллегра пробыла на ногах всю ночь, ее джинсы и белая рубашка были в крови Брэма, но она выполняла свою работу и не отходила от Джинни Моррисон. Говорили о похоронах. Джинни хотела устроить скромную церемонию, но публика бы

этого не допустила. В конце концов был найден компромиссный вариант: закрытые похороны, а потом поминальная служба в «Колизее» на сто тысяч человек. Организацию заупокойной службы взяли на себя антрепренеры Брэма, об остальном предстояло позаботиться Аллегре. Похороны, надгробная речь, решение множества юридических вопросов, в том числе и возникших в связи с отменой турне, — она не только занималась всем этим, но еще и поддерживала Джинни и утешала детей. Именно этого ждал бы от нее Брэм. Она по-человечески любила его. В отличие от Мэла О’Донована, который порой нередко вел себя как фигляр, Брэм был одним из немногих действительно великих людей в мире рок-музыки.

Утром Аллегра и Джефф возвращались в Малибу.

— Просто не верится, что Брэма больше нет, — вздохнула Аллегра.

До дома они добрались почти к полудню, но, несмотря на бессонную ночь, Аллегра не могла просто лечь спать, ей хотелось посидеть у океана и подумать. Она вышла на пляж, села на песок и, глядя на воду, плакала, думая о Брэме, о трагедии, разыгравшейся ночью. Джефф сел рядом и обнял ее.

— Мы живем в безумном мире, полном безумных людей, — сказал он. — На свете есть люди, которым непременно хочется отобрать у тебя деньги, или репутацию, или душу, или саму жизнь — все, что удастся. — Джефф гоже плакал, его глубоко потрясла бессмысленная гибель Брэма и горе вдовы и детей.

Сумасшедший, выстреливший в Брэма, отнял у него жизнь, но не душу. Его душа навеки свободна. Со слезами на глазах Аллегра сидела на берегу и вспоминала Брэма, их первую встречу, их негромкие неторопливые беседы. Брэм был на редкость скромным, непритязательным человеком, совершенно неприхотливым. И все-таки нашлись такие, кто ему угрожал; Брэм почти постоянно получал угрозы в той или иной форме. Этот простой, добродушный человек как магнитом притягивал к себе всяких сумасшедших.

Через несколько дней тело Брэма было предано земле. Видя скорбь его жены, прижимающей к себе плачущих детей, Аллегра вдруг испытала чувство, которого никогда не испытывала раньше. Она поняла, что хочет ребенка. Пока судьба не успела нанести им какой-нибудь удар, пока Джефф ее не оставил, когда бы и по какой причине это ни произошло, она хочет, чтобы у нее осталась живая частичка любимого человека. Аллегра собиралась со временем стать матерью, но никогда еще не осознавала эту потребность так ясно. Но прежде всего она должна была, как ей казалось, исполнить своего рода нравственный долг. Смергь Брэма напомнила, что жизнь слишком коротка и слишком дорога, ее очень легко отнять, поэтому от нее нельзя отмахиваться, ее следует беречь и лелеять. Брэму она помочь уже не может, но она еще может спасти другую жизнь — жизнь еще не родившегося маленького человечка, ребенка Саманты. И она обязана это сделать.

Джефф еще ничего не знал, и она поделилась с ним своими мыслями только на обратном пути, в машине. Сначала он был немного ошеломлен, но, немного подумав, понял, что даже не слишком удивился. Странно, как это они не додумались до такого решения раньше. Через месяц они поженятся, и если Сэм слишком рано заводить ребенка, то о них этого не скажешь. И было бы неправильно отдавать ребенка в чужую семью, когда они могут усыновить его сами.

— По-моему, это замечательная мысль. — Джефф разволновался.

— Ты серьезно? — удивилась Аллегра. «Все-таки Джефф — необыкновенный человек», — в который раз подумала она.

— Конечно, серьезно. Давай поскорее скажем Саманте.

Смерть Брэма потрясла их, от похорон остался тяжелый осадок, но у обоих возникло странное ощущение, будто это Брэм подсказал им мысль усыновить ребенка Сэм, и теперь они готовы были сделать то, о чем раньше не догадывались или не смели попросить. Словно этот ребенок был для них последним подарком от Брэма. Теперь это их ребенок.

— Поверить не могу, — Аллегра рассмеялась, — у нас будет ребенок…

Джефф тоже улыбался. Аллегра волновалась только о том, чтобы Сэм поддержала их предложение. От такого варианта выигрывали все, единственной проигравшей стороной становились Уитмены. Но как Аллегра сама не раз напоминала Сэм, пока документы не подписаны, формально им никто ничего не должен. Ребенок пока даже не родился на свет.

Вечером того же дня Аллегра и Джефф поговорили с Сэм, и она согласилась, что это будет идеальным решением. Аллегра обняла сестру, и та заплакала. Хотя Сэм по-прежнему отказывается от родительских прав, по крайней мере ребенок будет рядом с ней. Казалось, небо откликнулось на ее молитвы.

Но Кэтрин и Джон Уитмен отнюдь не пришли в восторг от решения Сэм и не желали признавать, что Аллегра и Джефф будут идеальными родителями для будущего ребенка. Сказать, что они пришли в ярость, значит ничего не сказать. На сей раз они не желали прислушиваться ни к каким логическим доводам. Сьюзен Перлман пыталась их образумить, объясняла, что, пока контракт не подписан, Сэм не имеет перед ними никаких обязательств, но они не желали ничего слышать. Уитмены считали, что жизнь перед ними в долгу, судьба дважды сыграла с ними жестокую шутку, когда матери потребовали своих младенцев обратно, и терпеть в третий раз не собирались. Полагая, что с ними обошлись несправедливо, они стали искать, на ком бы выместить обиду и боль — все равно на ком, до кого удастся добраться. Сама Сэм, ее родители, Аллегра, Джефф — все, кому они могли навредить, должны были заплатить за их страдания. Уитмены готовы были на любые средства, коль скоро их нельзя было привлечь к уголовной ответственности. Особую неприязнь у них вызвала Саманта.

Сведения о ее жизни, которые они узнали от Сьюзен Перлман и услышали от самой Сэм, они продали таблоидам* за сто пятьдесят тысяч долларов, еше семьдесят пять тысяч получили за ту же самую информацию от редакции журнала «Что новенького?», три телестудии заплатили им за интервью по двадцать пять тысяч долларов каждая. В общем, довольно неплохая плата за испорченную репутацию молоденькой девушки и нарушенный мир в семье. Словно в качестве «подарка» к восемнадцатилетию Сэм, ее имя появилось на первых полосах всех бульварных газет, и ни в одной не было сказано о ней ни одного доброго слова. Статьи были полны грязных намеков: говорилось, что она переспала чуть ли не с половиной Голливуда, что она даже не знает, кто отец ребенка. Не утаив от репортеров ни одной мелочи, Уитмены еще добавили от себя. По их словам, Сэм принимала наркотики, пила, занималась сексом чуть ли не со всеми подряд и, даже будучи на восьмом месяце беременности, пыталась соблазнить Джона Уитмена.

Если для любой знаменитости это было бы воплощением кошмарных снов в реальности, то для молоденькой девушки вроде Сэм последствия могли быть еще более страшными. Причем Стейнберги даже не могли рассчитывать на поддержку со стороны закона: если бы Сэм подала в суд на журналистов, их защитники могли выдвинуть аргумент, что поскольку родители Сэм — люди известные, из-за них она всегда на виду. Журналисты желтой прессы играют наверняка, а то, что в погоне за прибылью и тиражами будут уничтожены одна-две жизни, для них не имеет значения.