Благословенные монстры - Эмили А. Дункан

– Почему ты так уверена, что мы поступаем правильно? – спросил ее Серефин.

Они уходили в спешке. Очередной срыв Малахии говорил о том, что у них совсем не осталось времени.

– Когда Малахия хотя бы немного управляет собой, он вздрагивает при звуке своего имени, – сказала она.

Серефин нахмурился:

– Что?

– Ты никогда не замечал?

Серефин никогда об этом не задумывался.

– Полагаю, ты с бо́льшим вниманием относишься к причудам моего брата.

– Он услышал свое имя и даже ухом не повел.

Серефин не удержался от глубокого вздоха.

– Я не понимаю.

– Он и Чирног – одно и то же, – тихо сказала Надя, и ее слова пронзили Серефина до глубины души.

Он оглянулся через плечо, туда, где ехал Малахия. Париджахан держалась рядом с ним, стараясь унять его бурлящий хаос.

Все это время Малахия сверлил Надин затылок убийственным взглядом. На секунду в Серефине проснулся рыцарский порыв защитить девушку, но, немного поразмыслив, он понял, что если – или скорее когда – эти двое сойдутся в схватке, ему лучше не вставать у них на пути.

– И какой у нас план?

– Отправиться на это кладбище. Найти душу Малахии. Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы привести его в сознание и привязать Чирнога.

Он бросил на нее косой взгляд:

– Ты же не думаешь, что так все и будет?

Надя замолчала, пытаясь собраться с мыслями.

– Я думаю, что все зависит от него, – наконец произнесла она.

Серефин поморщился. Они оба знали, что это значит.

– Если мы переживем это… ему уже никогда не станет лучше, правда?

– Это тоже зависит от него. Конечно, я в этом сомневаюсь. Но если мы выживем – боги, Серефин, меня так пугает это «если» – и он все еще будет с нами… Может быть. Я не знаю. В любом случае, он всегда будет последней сволочью.

Серефин тихо рассмеялся.

– Но, – продолжила она, – наивно было бы полагать, что им двигают какие-то благородные побуждения, а не простой инстинкт самосохранения.

За несколько дней, проведенных в крепости, Серефин почти забыл о том, что происходило снаружи. Воздух казался плохим. Он не знал, как еще это описать. Их лошади постоянно были на взводе, что делало путешествие крайне неприятным.

Надя выглядела так, словно ее вот-вот вырвет. Если кто-нибудь спрашивал, как она себя чувствует, девушка только отмахивалась. Она взяла у Анны платок и повязала его на голову, звеня височными кольцами.

Первый день был трудным. Все время шел снег, и дороги стали практически непроходимыми. В один момент они встали перед сложным выбором: пересечь замерзшую реку или направиться на запад, к мосту, который пролегал в опасной близости от Комязалова. Надя просто спрыгнула со своей лошади, взяла поводья и пошла по льду.

– Иногда я ненавижу эту девчонку, – пробормотал Кацпер, неохотно спешиваясь. – Я ненавижу Калязин. Ненавижу весь этот снег.

Серефин рассмеялся. Он спешился, схватил Кацпера за плечо и поцеловал его.

– Ну и что это было?

– Мы идем на кладбище богов, где нас, вероятно, ждет неминуемая гибель, а ты жалуешься на снег.

– Да, но все это кажется совершенно невозможным. Я не могу жаловаться на невозможное.

– Только подумай, какие истории ты сможешь рассказать своим братьям и сестрам.

На лице лейтенанта промелькнула странная эмоция.

– Я не знаю, захотят ли они слушать.

Серефин нахмурился, но Кацпер только ухмыльнулся.

– Если мы умрем здесь, то мне не придется рассказывать своей семье, что я завел роман с королем. Это было бы ужасно неловко! – весело продолжил он.

Иногда было легче думать о маленьких, несущественных проблемах, чем о тех, с которыми им предстояло столкнуться.

– Перед встречей с твоими родственниками я сниму свое фамильное кольцо и стану просто Серефином. Проблема решена, – сказал он.

Кацпер рассмеялся и одарил его грустной улыбкой.

– Хотел бы я, чтобы все было так просто.

Оставалось всего несколько дней пути, но идти по снегу было нелегко, пока восточная тропа не расчистилась. Глядя на утрамбованную дорогу, Серефин не сразу догадался, что это значило.

– Армия. Вот мы и нашли наших транавийцев, – сказал он, чувствуя себя глубоко несчастным.

– Что они делают, Серефин? – с удивительным спокойствием спросила Катя.

– Это Руминский, – ответил Серефин. – Он не стратег. Это самоубийство.

Он осмотрел поля. Солдаты двигались в сторону Комязалова. Кровь и кости. Судя по размерам вытоптанной территории, у них было недостаточно людей, чтобы совершить успешную атаку на столицу.

Руминский был в отчаянии. Руминский был идиотом.

Руминский лишился магии крови. Что еще ему оставалось?

Что угодно, только не это.

– Что мы будем делать? – спросила Анна.

У них не было выбора. Им предстояла гораздо более важная битва.

– Мы пойдем дальше.

Где-то поблизости находился пробужденный. Этой песне невозможно было противостоять. Он пытался избавиться от цепей, используя силу Чирнога, когда его рот наполнился привкусом меди. Наконец цепи упали на землю, и он расправил плечи, глядя вниз. На его левой руке не хватало кончика мизинца. Он уставился куда-то вдаль, чувствуя, как его тревожность постепенно утихает.

Он должен был уйти. Он был голоден.

Казалось, никто в лагере не заметил его исчезновения. Остия стояла на страже, но смотрела в другую сторону. На мгновение он замер, выпустив острые когти.

Нет. Малахия не собирался причинять им боль, если в этом не было необходимости. Он растворился в ночи, направившись на восток. Но совсем скоро что-то врезалось в него на всей скорости, и он полетел вниз. Вскочив на ноги, он потянул за нити своих Стервятников. Как она посмела?

Малахию со всей силы ударили по голове, и он снова рухнул на землю.

– О, так это действительно работает, – сказала Жанетта. – Куда ты собрался, Малахия?

Вот дерьмо. Он лежал в снегу, чувствуя, как холод забирается под его кожу, и вдруг все подавленные эмоции нахлынули на него одним мощным потоком.