Спасение - Питер Гамильтон

– Не стоит самоуничижаться. Со мной это не проходит.

Деллиан перевел взгляд на лебедей. Оставшись без хлебных крошек, они утратили интерес к людям и заскользили прочь.

– Вы ей скажете, что я о ней спрашивал? Передайте, я подожду, пока она будет готова. Она мне еще дорога. И всегда будет.

– Конечно.

– Хорошо.

Они снова обнялись. Отстранившись, Деллиан улыбнулся.

– А теперь мне пора еще раз хорошенько пугнуть детишек.

– Ты весь в меня.

Александре проводило Деллиана тоскливым взглядом. Спустя минуту оне обернулось к стоявшим чуть поодаль высоким кленам. Опавшие листья примяли росшую под ними траву. Из-за самого толстого ствола вышла Ирелла. Она обняла Александре и, склонившись, положила голову на плечо.

– Спасибо, – сказала она.

Оне похлопало ее по спине.

– Все-таки я не уверен, что мы не зря это устроили.

– Мне нужно было понять, как я к нему отношусь. Видя его во плоти, легче разобраться. Я рада, что он с Ксанте. Ему нужен кто-то.

– Мне следовало бы быть с тобой тверже. Я слишком податлив.

– Это называется честность и забота. Без вас я бы сидела в милой комфортной палате с «раствором счастья» в крови.

– Ну и каков результат?

– Я смотрела на него и видела фальшивую красоту ностальгии по идеалу. Мы шестнадцать лет были друзьями, потом недолго любовниками; ничего важнее в моей жизни больше не будет. Я справилась с авторедактурой плохих времен.

– Я все эти шестнадцать лет провел рядом. Не так уж они оказались и плохи.

Ирелла отбросила от глаз непокорные волосы, которые все раздувал ветер с реки.

– Все было очень мило.

– Знаешь, ты ему действительно дорога.

– Я слышала.

– Это хорошо. Я иногда думаю, что его стоит накачать раствором счастья в соседней с тобой палате.

– Я и без раствора счастлива, и в основном благодаря вам.

– Не хотел бы пробуждать ложных надежд.

– Он тоже научился сомневаться, да? Может, я его заразила.

– Это не плохо. Нам нужны были не гендесы, а люди.

– Вы строите планы на будущее, о котором ничего не можете знать.

– И потому-то, как сказал бы он, мы сделали вас всех чудесными бинарами.

Ирелла грустно улыбнулась.

– Он такой. Мы все такие. Люди, адаптированные к своему времени. Думаю, пора мне принять это и стать взрослой. Не того мне бы хотелось для себя, но через тысячу лет, может, и захочется. Подумать только, чего бы достигла наша раса, если бы не угроза, если бы не приходилось постоянно убегать! Мы ведь почти было справились. Нам дали взглянуть на вершину, которой мы могли бы достичь, если бы страх не загнал нас в темные норы. Я за то всегда и любила легенду о звезде-убежище, хоть в душе и понимаю, что это, скорее всего, ложная приманка. Каждая планета наподобие Джулосса обещала стать не просто ступенькой, временной гаванью на долгом пути. Но едва открывались какие-то горизонты, нам снова приходилось бежать. Вообразите, чего достигли бы наши знания и орудия, будь мы по-настоящему свободны и не ограничены во времени. Пожалуй, мне бы хотелось дать галактике этот шанс. Я готова присоединиться к Святым в их битве.

– Рад слышать, милая.

– В бою от меня не будет проку, но я могу быть полезна другим.

– Можешь, – согласилось Александре. – Но отдавать себя надо свободно. Не из чувства вины.

Ирелла оглянулась на набережную в надежде еще разок увидеть Деллиана, но тот уже скрылся в портале.

– Я не из чувства вины. Из понимания. Я наконец прошла выпускное испытание.

– Прошла?

– Да. Думаю, что прошла.

Феритон Кейн, Нкая, 25 июня 2204 года

– Вы убили обоих? – потрясенно спросил Каллум. – Убили Джавида-Ли и Райнера. Черт вас побери, зачем?

Должен признаться, мне и самому было неспокойно. Ссылку я бы понял, пусть и не одобрил бы. Но от столь явной готовности убивать себе подобного делалось не по себе. Я мог ожидать этого от такой травмированной личности, как Кандара, но Алика Манди, признаться, считал чище.

Алик, не смущаясь нашей реакции, пожал плечами.

– Взгляните на Джавида-Ли и Райнера как на требующее удаления загрязнение среды. Для таких сучьих детей – вполне подходящее сравнение. И не надо меня благодарить, я просто сделал свою работу на службе обществу.

– Вы их казнили. Нет! Это было самое обыкновенное убийство.

– А что мне оставалось делать?

– Сослать! – горячо проговорил Каллум.

– Ах, вот как, – злобно ощерился Юрий. – Теперь мысль о ссылке вам не претит?

Каллум только глазами сверкнул.

– Как ни странно, у меня не было полномочий на их высылку, – объяснил Алик. – Мне пришлось бы обратиться к системе национальной безопасности и еще отыскать трех прикормленных судей для подписи на приказе. На Райнера и Джавида-Ли я бы, конечно, добыл приказ, но пришлось бы привлечь к делу уйму посторонних. А Вашингтону требовалось покончить с проблемой одним махом. Прессе это дело скормили как войну между бандами. А запутанные в нем уродские семейства с перепугу на всю жизнь прикусили языки. В самом деле, это было наилучшее решение.

– Проклятье!

Каллум уронил голову на руки.

В гостиной долго стояла тишина: каждый переваривал услышанное. Мне любопытно оказалось увидеть, как взбеленился Алик в ответ на осуждение. Он и в самом деле был настолько высокомерен. Высшие государственные чиновники нередко воображают, что никто не дерзнет усомниться в их действиях или осудить их. Однако теперь многое объяснилось. Алик не кривил душой, рассказывая, почему взялся за это дело. Политика, и более ничего. Он был креатурой Вашингтона, подчинялся и отчитывался перед исполнительной властью и тайными глобальными политическими комитетами. Без сомнения, его рапорты учитывались в политике, но политику определял не он. Алик не был тем, кого я искал, а вот с этим его Танзаном хотелось бы побеседовать в ближайшем будущем.

– А что с нью-йоркским Щитом? – спросила Джессика. – Были еще попытки взломать файлы, до которых не добралась Меланома?

– Это не в моей компетенции, подружка, – широко развел руками Алик.

Как будто кто-то ему поверил!

– Впрочем, я слышал, что после той ночи проекту национальных щитов серьезно повысили уровень секретности, – снизошел он.

– Щиты вернули под юрисдикцию военных двадцать два года назад, – заметил Луи. – По крайней мере, в Америке. Как видно, кто-то воспринял то покушение серьезно.