Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

джемом. – Никогда не ел?

– Нет, сэр.

– Оно вкуснее, – вздохнула Галя.

И пошёл самый интересный разговор. О еде.

Ларри по привычке проснулся на рассвете, когда встают в имении. Серый предутренний свет, тишина. Он осторожно поворочался, укладываясь, и снова закрыл глаза. Здесь ещё можно спать. Но сна уже не было, так, дрёма. Тогда на чердаке был такой же серый свет…

…Он взял у Энни корзину с выстиранным бельём и нёс её на чердак, когда на внутренней лестнице столкнулся со спускающимся Фредди. Он слишком поздно из-за корзины заметил это, на узкой лестнице было не развернуться, и он начал было пятиться, спускаясь, но Фредди… Фредди уступил ему дорогу!

– Проходи, Ларри.

– Спасибо, сэр, – изумлённо выдохнул он. – Прошу прощения, что помешал, сэр.

Фредди подождал, пока он поднимется, и с интересом спросил:

– И куда ты это тащишь?

– На чердак, сэр, – сразу ответил он.

После того, как хозяин велел показать Фредди мастерскую, тайн для Фредди в доме не было. Наружу Фредди не выходил, и он видел, как это злит того, и понимал. Сам он тоже фактически не выходил, только спускался в угольный подвал. Мальчишкой он работал в маленьком садике при доме, но часть дома и сад несколько лет назад продали, и с тех пор он с Энни не выходили из дома, правда… но это уже не его тайна, не только его. То, что Фредди пошёл с ним на чердак, не удивило его. Фредди вообще был любознательным. Пока он развешивал выстиранное, Фредди обошёл чердак, осматриваясь и примеряясь. Он закончил и уже собрался возвращаться, когда Фредди подошёл к нему, недовольно буркнув:

– Мышеловка, а не дом.

И он внезапно решился. Приложив палец к губам, он жестом позвал Фредди за собой. Фредди весело округлил глаза, но последовал без звука. Он подвёл Фредди к маленькому выходящему на крышу окну, отогнул удерживающие раму гвозди, выдвинул её вверх и установил стопор. Фредди понимающе кивнул. Он скинул обувь и босиком, чтобы не скользить, первым вылез в окно на скат. Оглянулся. Разуваться Фредди не стал, но подошвы кроссовок не скользят. Он показал Фредди, как можно устроиться. Фредди хотел что-то сказать, но он повторил жест молчания, Фредди кивнул, достал и тут же убрал сигареты. Они сидели на крыше – он чуть ниже, чтобы не возвышаться над Фредди – и смотрели на город. Под ними крыши, узкие отсюда улицы, редкие машины, а пешеходов совсем нет. Утренний воздух был чистым и прохладным. Он дышал им глубоко, не спеша. Снизу их увидеть не могли, а домашний раб из дома напротив вылезал на крышу в другое время. Он осторожно покосился на Фредди. Спокойное, но внутренне напряжённое лицо, цепкий очень внимательный взгляд. Их глаза встретились, и Фредди жестом показал ему, что хочет подняться на гребень и посмотреть скат с другой стороны. Он кивнул, осторожно встал и полез вверх, тщательно впечатывая ступни в прохладный металл крыши. Спускаться на ту сторону Фредди не стал, просто полежал, уцепившись за гребень и оглядывая крыши. Потом кивнул, и они стали спускаться. Влезли в окно, только теперь Фредди первым. Он влез следом, опустил и закрепил раму. Фредди подождал пока он возьмёт корзину, и они ушли с чердака. Когда он закрывал чердачную дверь, Фредди заговорил:

– Спасибо, парень.

– Пожалуйста, сэр, – вежливо ответил он, быстро соображая, как попросить Фредди хранить это в тайне…

…Ларри улыбнулся. Фредди всё понял сам и никогда не заговаривал об этом. И даже ни разу не вышел на крышу без него. Фредди многое понимает. Даже удивительно для белого. Но… да, уже утро. Сейчас придут измерять температуру, а потом, раз придётся завтракать с белыми, то надо быть в полном порядке. По коридору уже приближались знакомые шаги медсестры. Ларри осторожно потянулся под одеялом, повернулся на спину и улыбнулся открывающейся двери.

– Доброе утро, мэм.

Уже привычный утренний ритуал измерения температуры.

Когда он закончился, Ларри, медленно двигаясь, опасаясь уже не боли, а сбить повязку, встал и пошёл в уборную. Тщательно побрился, вымыл лицо и руки, расчесал тугие непослушные завитки. Отрастают волосы. У старого хозяина его стригла Энни, потом его брили наголо раз в квартал, как и всех рабов. Или реже? Что-то путается всё.

Когда Арчи заглянул в палату, он уже был одет и сидел на кровати.

– Пошли? – улыбнулся Арчи. – Тебе сказали?

– Да, – встал Ларри. – Когда температуру мерили, сказала, чтобы шёл на завтрак в столовую. Одиннадцатый стол.

– Усиленное питание, – кивнул Арчи. – Двигаем.

– Ты как, сменился уже?

– Ага. Тебя провожу и отвалю, – Арчи зевнул, пришлёпнув рот ладонью.

– А то давай, – предложил Ларри. – Я и сам дойду.

– Ладно уж. Взялся довести, значит, доведу.

Большая столовая была разгорожена невысокими – чуть выше сидящего человека – перегородками на отсеки. Белые в таких же, как у Ларри тёмно-зелёных пижамах проходили и рассаживались. Арчи быстро оглядывал зал.

– Сейчас найдём твой одиннадцатый.

Но к ним уже подошла полная белая женщина, туго затянутая в белый халат. Кивнув на их приветствие, она строго посмотрела на Ларри.

– Лоуренс Левине?

– Да, мэм, – тихо ответил Ларри.

– Иди за мной.

– Удачи, – шепнул ему вслед Арчи.

Она подвела Ларри к небольшому – на четыре столика – отсеку и указала место за одним из столов.

– Вот. Будешь сидеть здесь.

Стол был уже накрыт, и за ним сидело трое. В пижамах. Все белые. Ларри осторожно сел, опустив глаза.

– Мальчики, вы уж помогите ему, а то он робеет.

– Лизавета Степанна, в танковых войсках всегда порядок, – рассмеялся один из сидевших, молодой и со следами ожогов на лице.

Она улыбнулась и отошла. Ларри не понял ни слова: они говорили по-русски, но интонация… Он осторожно приподнял глаза. Трое белых мужчин, улыбаясь, смотрели на него. То, что они оказались за одним столом с негром, похоже, их не смущало. Расу потеряли вроде Стефа? Или если они русские…

– Ну, давай знакомиться, парень, – заговорил по-английски сидящий напротив мужчина со шрамом, тянущимся от виска через всю голову среди отрастающих волос цвета чернёного серебра. – Я Михаил Аркадьевич, но можно и просто Майкл. Это тоже Михаил, только он Миша, – парень с ожогами кивнул, – а это Николай или Никлас, – очень бледный мужчина с запавшими глазами улыбнулся. – А тебя как зовут?

– Ларри, сэр.

– Ну, приятного всем аппетита, – сказал по-русски Миша, щедро намазал маслом толстый ломоть хлеба и придвинул к себе тарелку с кашей.

Остальные ответили улыбками и кивками, Никлас, а за ним и Ларри повторили пожелание по-английски, и все взялись за