Сумерки империи - Саймон Грин

– Ты всегда применял нечестные приемы, Джон.

Сайленс покачал головой и отошел за угол, продолжая наблюдение. К нему присоединилась разведчица, и они оба нацелили свои дисраптеры в скрытое тенью пространство в конце коридора. Дайана наконец восстановила дыхание и притаилась за выступом стены, в месте, где она не была никому помехой. В центре комнаты остался один Кэррион. Он опирался на копье и был погружен в свои неведомые мысли. Он не мог отделаться от чувства удивления перед собственной судьбой, которая такими странными путями привела его в этот час именно сюда. Все испытания, через которые он прошел, ярость, страх, крушение надежд окончились новым сражением под командой Джона Сайленса. Он горько улыбнулся. Ему все же приятно было вновь повстречаться с Сайленсом. С таким же чувством он надевал старую одежду, к которой привык за много лет, или брал старую чашку, из которой пил с самого детства. Вещи, удобные и привычные по форме, надежные по качеству, что-то такое, на что всегда можно положиться. Сайленс снова был на его стороне, и если бы Кэрриону пришлось умереть среди людей, к которым он испытывал симпатию и уважение, – это был бы не худший жребий.

Среди людей. Он провел долгих десять лет, не видя человеческих лиц, не слыша человеческих голосов. Но с ним были эшрэи.

Он оторвался от пола и, скрестив ноги, завис в воздухе посередине зала. Копье лежало у него на коленях.

Глубоко погрузившись в себя и разблокировав свое сознание, он сконцентрировал его на острие копья, воззвав ко всем силам, которые скрывались в нем. Он чувствовал, как нарастает его биополе, как оно давит на защитные заслоны, стремясь освободиться и уйти в окружающий мир. Живя на Ансили, он узнал очень о многом, сделал много случайных и неслучайных открытий, постиг тайны, о которых и не догадывались земляне, и это изменило его натуру. Сейчас он был больше чем человек, он одновременно принадлежал к роду людей и к роду эшрэев, и чужому предстояло узнать, что это значит.

Он бросил вперед свое сознание, на поиски голосов, которые всегда были слышны в завывании ветра. Перед его глазами засверкали яркие вспышки, ослепительные знаки присутствия эшрэев. Они были рядом – древние, могучие, совершенно непохожие на людей и вместе с тем теплые, знакомые и успокаивающие. Его друзья и соседи. Он воззвал к ним – и они явились, только для него одного. Отступник Кэррион, человек, которого когда-то звали Шон, начал говорить с эшрэями на языке, которого не понял бы никто из людей.

Взглянув на Кэрриона, парившего над поверхностью пола, Сайленс почувствовал, что у него дыбом встают волосы. Спокойное, безмятежное лицо Кэрриона носило отпечаток каких-то удивительных изменений, которые нельзя было измерить десятилетием. Порой Сайленсу казалось, что он вообще не знает этого человека. Его голос был таким же, как прежде, но иногда казалось, что его глазами взирает кто-то совершенно другой. Сайленс пожал плечами. Он уже вверил три жизни в руки «знакомого незнакомца», и было слишком поздно отказываться от принятого решения.

В конце коридора послышалось какое-то движение, и вот из темноты появился пришелец, быстро и неумолимо устремившийся на своих противников. Он поднял тупую незрячую голову, и окружающее пространство наполнилось страшным раскатистым ревом.

Сайленс и Фрост дали залп из дисраптеров. Пульсирующие пучки энергии пронзили огромную тушу чужого, взорвав его черное мясо и забрызгав кровью стены. Но это даже не замедлило его движения. Капитан и разведчица отбросили дисраптеры, вынули мечи и прикрылись силовыми щитами. Они готовы были встретить чужого – зная, что не одержат победы в этой схватке, но ничего иного им не оставалось делать. Пришелец ворвался в зал – туда, где когда-то было сердце его паутины, никому не оставляя шанса на спасение.

И тогда у него на пути встали эшрэи…

Сайленс шел по металлическому лесу. Золотые, бронзовые, серебряные деревья сверкали, как звезды. Деревья пели какую-то странную песню, и, хотя капитан не был частью этого мира, он чувствовал эту песню всем своим организмом, словно когда-то давно знал ее и просто давно не слышал. Шон, Фрост и Дайана шли рядом с Сайленсом, их лица светились радостью. Фрост выглядела моложе и счастливее, в ее глазах не было угрозы, и впервые за много лет у нее не было оружия. Ни меча, ни дисраптера, ни гранат. Без всего этого она выглядела непохожей на себя, ее глаза были ясными и безмятежными. Шон был таким, каким его знал Сайленс в годы их дружбы, когда их ничто не разделяло. Он улыбнулся Сайленсу, и в этой улыбке было чувство понимания, а может быть, и прощение всех нанесенных обид. Но самой радостной из всех выглядела Дайана.

В лесу двигались эшрэи, умершие, но не покинувшие планету, огромные и устрашающие, с их звериными мордами и гигантскими телами, когтистыми лапами и пронизывающими глазами. Они подпевали деревьям, в них бурлила энергия. В песне и могучем рычании слились звуки Земли и Ансили, они нарастали и нарастали, становились неудержимыми и необъятными. Сияние энергии эшрэев становилось таким ослепительным, что, казалось, могло сжечь их изнутри. Это сияние стало фокусироваться на одном человеке, и Сайленс с удивлением обнаружил, что этим человеком был не Кэррион, а Дайана. Дайана Вэрчью, воспитанная не как человек, но оставшаяся больше человеком, чем экстрасенсом, против чего так боролась Империя, несломленная и сохранившая чистоту – в сердце, в мыслях, в намерениях. Энергия эшрэев наполнила ее, и она, без гнева и ненависти, направила ее на чужого из космоса. Он тоже находился в лесу, горевший зловещим огнем, немой и отвратительный. Когда песня деревьев, исполненная чистым высоким голосом Дайаны, омыла чужого, он сжался; через мгновение, казавшееся вечностью, огонь в нем погас и он навсегда исчез.

С исчезновением чужого металлический лес наполнился новыми голосами – это мужчины и женщины с космической Базы перестали быть частью чудовищного организма. Один за другим они появлялись и исчезали, и в их уходе не было печали. Это было прощание, на которое они надеялись, о котором молились. Исследователям улыбнулись два человека – Стэйсяк и Риппер, навеки связанные своей последней экспедицией. Они отдали последний салют капитану и навсегда исчезли.

Дайана взглянула на Базу, ее взгляд заставил опуститься защитный экран и остановил часовой механизм в ядерном устройстве. Часы остановились, бомба больше не угрожала взрывом – вот так просто все и разрешилось.

Потом эшрэи отошли немного в сторону и обратили свои взгляды на Джона Сайленса, капитана корабля «Ветер тьмы», посланца Империи. На человека, отдавшего приказ выжечь Ансили.

Сайленс стоял в одиночестве, не намеренный что-то объяснять или защищаться, потому что не мог сделать ни то ни другое. Он не просил о снисхождении к себе и не рассчитывал на него, но он хотел этого для Фрост и Дайаны, ведь на них не было вины за содеянное им. Они улыбнулись и встали рядом с ним, потому что, несмотря ни на что, они были частью его команды. Между людьми и эшрэями остался один только Кэррион – Шон, принадлежавший и тем и другим и одновременно – никому. Отступник оперся на свое копье и не сказал ни слова.

– Он вздумал судить нас! – раздался хор голосов. – Теперь мы совершим суд над ним. Он должен умереть.