Былое и выдумки - Юлия Винер

Назначили встречу. Олек явился на нее в умопомрачительно солидном и деловом виде. Элегантный темный костюм-тройка, светлая, но неброская рубашка, модный темный галстук, кожаный кейс. А на руках – черные кожаные перчатки. Я думаю, в конечном счете именно перчатки и решили дело.

Йоси-хозяин аж из-за стола вскочил и чуть ли не выбежал навстречу Олеку, торопливо протянул ему руку. А Олек не спеша снял правую перчатку, изящно прихватил ее второй рукой, обменялся с Йоси рукопожатием, слегка склонив голову, представился полным именем.

Йоси принимал нас в комнате (теперь там моя спальня), заставленной полками с косметикой. Он занимался так называемой прямой продажей – брал без посредников продукцию с фабрики, нанимал в качестве агентов безработных женщин и девушек, и они носили косметику по домам, пытаясь убедить хозяек что-нибудь купить. Дело это не очень чистое, но для хозяина весьма прибыльное. Продадут женщины с наценкой – приварок и есть оплата их труда, а не продадут – это их проблема. Хозяин в накладе никогда не останется, поскольку раздает женщинам товар за хорошие деньги и обратно ничего не примет.

Я разглядывала баночки и флакончики, а между мужчинами шел негромкий серьезный разговор. Йоси расхваливал свою квартиру, а Олек вставлял время от времени лаконичные замечания:

– Четвертый этаж без лифта.

– Грязная лестница, неухоженный подъезд.

– Необходим капитальный ремонт.

– Кухня… ванная… трубы… проводка… – и т. п.

Наконец Йоси замолчал, и тогда заговорил Олек своим глубоким бархатным баритоном:

– Йосеф. Мы с вами оба бизнесмены, понимаем друг друга с полуслова, поэтому буду краток. Юлии нужна эта квартира для проживания в будущем, а вам сейчас необходим офис. Из далекой окраины, куда вы переехали, вести дела нельзя. Лучшего места для офиса, чем здесь, в центре, вам не найти. Кроме того, вы срочно нуждаетесь в деньгах. Я предлагаю следующее: вы продаете Юлии квартиру за (он назвал имевшуюся у меня сумму) и остаетесь здесь на ближайшие полгода – бесплатно. Позже, если захотите, сможете договориться с ней о дальнейшей аренде. Если вы принимаете это предложение, немедленно идем к адвокату для оформления сделки, и в течение недели вы получите всю сумму. Если же нет – на этом наш разговор окончен.

Свои слова Олек подкреплял изящными жестами левой руки, державшей вторую перчатку. Йоси не отрывал от нее зачарованного взгляда. Под конец он открыл было рот, но сказать ничего не успел. Олек решительным движением надел правую перчатку и повторил:

– Если же нет – расстанемся друзьями.

О магия перчаток! Завороженный ею, ослепленный титулом «бизнесмена» из уст столь блистательного коллеги, мелкий левантийский гешефтмахер Йоси продал мне квартиру на предложенных условиях – на десять тысяч долларов дешевле, чем запрашивал, уже без кухни! Правда, потом, когда магия рассеялась, он проявил редкостную изобретательность, пытаясь себе этот убыток возместить. И немало преуспел…

К тому времени, как я ушла из Гефсимании и, уже одна, поселилась в своей квартире, респектабельность нашего дома казалась почти завершенной. В подъезде поставили новую застекленную входную дверь в металлической раме благородного бронзового цвета, на ней появилась табличка с цифрами, а в квартирах установили домофонные коробки. Ресторан «Гондола» на полуэтаже процветал и приводил в дом весьма почтенную публику.

Правда, стоило повернуть голову от красивой двери «Гондолы» вправо на той же площадке, как гранитная облицовка кончалась, и вместо заманчивого ресторанного мерцания взгляд упирался в бронетанкового вида заслон с зарешеченным окошком, окрашенный в грозный темнокрасный цвет. Красоты эта дверь нашему дому не прибавляла, зато прибавляла солидности, ибо за нею размещалось иерусалимское отделение левой (но не самой левой) Объединенной рабочей партии – МАПАМ.

Партия эта пробыла некогда у власти бессменно почти двадцать лет, а к тому времени давно находилась в оппозиции, но влияния своего полностью не утратила. И сюда в поисках покровительства нередко забегали новые граждане советского происхождения. То были славные девяностые, времена большой алии из СССР – России. И, хотя в массе своей экс-советские израильтяне партию труда не жаловали, справедливо видя в ней разносчицу вируса ненавистного социализма, однако голод не тетка, а от партии при правильном подходе могло что-нибудь и обломиться.

Известная мера респектабельности начала возвращаться и ко второму этажу. Здесь стали нанимать помещения всяческие деловые и полуделовые люди: третьей руки адвокаты, начинающие зубные врачи, финансовые консультанты без собственных средств. Быстрой вереницей сменяли они друг друга на пути к преуспеянию либо к тюрьме, и лишь одна контора сидела на своем месте вроде бы прочно, не опасаясь банкротства и не торопясь к преходящему успеху. Притянутая сюда, словно магнитом, соседством соперницы этажом ниже, здесь располагала свое иерусалимское отделение сугубо правая (но все же не самая правая) партия Возрождения, Тхия.

У Тхии не было железной двери, и состояла она тогда, в отличие от МАПАМа, в правительстве, а не в оппозиции, но в остальном эти два горкома были чрезвычайно между собой схожи. Недаром и жили они друг с дружкой в мире и взаимном уважении. Оба размещались в прекрасных просторных апартаментах – у МАПАМа, по праву старшинства, побогаче, но и у Тхии недурно. Некий новый гражданин из России, заглянув ненароком в Тхию, зачарованно свистнул: «Две семьи могли бы жить!» (а если бы заглянул в МАПАМ, то и три-четыре) – на что получил суровый ответ: «А кто бы тогда о вашей алие заботился?»

И действительно. Обе партии интенсивно заботились об алие. Заседали, горячо обсуждали и принимали решительные резолюции, категорически требуя от правительства. И сами тоже делали немало. Обе партии не жалели денег, отправляя новых граждан в познавательные прогулки по стране. Заводили для них кружки рисования, шитья и хорового пения. Устраивали для них отдыхательные семинары по разным важным вопросам. Разница была лишь та, что Тхия, по относительной молодости лет, прямолинейно рубила при этом сплеча: «Айда со мной давить арабов, заселять оккупированные территории, и будет хорошо», а искушенный в битвах МАПАМ действовал больше через подрастающее поколение, точа по капле соблазн в чистые души: «Милости просим ко мне в кибуц, сядьте на мой пенек, скушайте мой пирожок…»

Словом, на выборах многим свежим гражданам было за что отблагодарить обе эти партии, отдав за них свои девственные голоса. К выборам оба отделения оживились, вымыли окна, распихали по шкафам папки с давно забытыми делами, смахнули пыль с агитационных материалов. Стали заглядывать на огонек, каждый на свой, тогдашние партийные вожди, как правые, так и левые. Начались собрания и заседания, забегали активисты с подносами, разнося легкое угощение, – стало интересно.

Состоялись наконец выборы, и в горкомах снова воцарилась благотворная для нашего дома тишина.

…На четвертый этаж деловая сфера распространялась с трудом. Лифта в доме нет, а ступеньки крутые; для преуспевающего дельца контора тут непрестижна, а для начинающего все же слишком дорога. Поэтому тут бестревожно проживали три «амидаровские» старушки. А в четвертой квартире поселилась я, предварительно изгнав оттуда Йоси с его духовитым товаром.