Томас Квик. История серийного убийцы - Ханнес Ростам

Сэтерскую лечебницу, чтобы, по его собственным заметкам, записать «ассоциативный материал», «вероятно, имевший отношение к действительности». Томас Квик рассказал об убийстве «молодого человека» где-то между «1988‐м и 1990-м». «В этой связи в его памяти всплывает Линдесберг. Мальчик не говорил по-шведски. Квик называет славянское имя, похожее на “Душенька”. Мальчик был одет в джинсовую куртку, зелёный свитер и подвёрнутые джинсы, явно слишком длинные для него. У него были тёмные волосы и южная внешность».

Неужели Кристер ван дер Кваст всерьёз утверждал, что это похоже на описание африканских мальчиков из Норвегии? Он упомянул и «уникальные сведения», предоставленные Квиком во время расследования и доказывавшие его вину, — паховую грыжу и родимое пятно Юхана Асплунда, экзему на руках Терес Юханнесен, а также «травмы на телах жертв на озере Аппояуре, которые были известны только узкому кругу следователей». И, конечно, главный козырь: во время следственного эксперимента по делу об убийстве Терес Квик сумел привести полицию в лес, где расчленял и сжигал тела. Он указал на место, где поисковая собака среагировала на наличие органического материала, а археологам удалось найти фрагменты обожжённых костей.

Ван дер Квасту тоже не верилось, что судебные приговоры могут быть изменены:

«Всё происходящее напоминает какую-то мыльную оперу. Надеюсь, судьи подойдут к делу с холодной головой и не отменят принятые ранее решения».

Среди множества новостных статей, хроник и заметок промелькнула и история одной из настоящих жертв Стуре Бергваля — мужчины, которого в 1974 году Стуре чуть не убил в студенческом общежитии в Уппсале. В собственной статье в «Ньюсмилл» мужчина подробно описал то ужасное происшествие, не преминув высказать своё разочарование моей работой.

«Посмотрев вчера по SVT передачу о Томасе Квике, могу сказать лишь одно: подача материала была весьма субъективна. Складывается впечатление, что он был невиновен во всех тех преступлениях, в которых его признали виновным. Я однажды находился на волоске от гибели из-за Квика — или Стуре Бергваля, как он себя тогда называл, — и мне трудно понять, почему он, равно как Ян Гийу и подобные авторы газетных статей, считают Квика жалким «мелким преступником». […] Из-за своей семьи я не рассказывал подробно о том, что произошло почти тридцать пять лет назад. Молчание дорого мне обошлось. Но сейчас, видя этот искажённый образ Квика, я считаю своим долгом поведать и мою историю. Меня тошнит от программы Ханнеса Ростама и всех этих обозревателей вечерних газет».

Мужчина также дал интервью «Дагенс Нюхетер», в котором продолжил: «Я звонил Ханнесу Ростаму, когда узнал о его проекте.

Хотел рассказать, что у меня сохранился полицейский отчёт о попытке убийства, и я был готов предъявить его. Однако Ростам не захотел со мной встречаться — его интересовало лишь одно: был ли Квик под воздействием наркотиков».

Спустя несколько дней, 17 декабря, в «Экспрессен» вышло интервью с отчимом девятилетнего мальчика, к которому в 1969 году приставал Стуре Бергваль. Стуре тогда было девятнадцать, и он работал санитаром в больнице. «Этот человек в состоянии убить кого угодно», — утверждал отчим мальчика. Он решил выйти из тени, поскольку считал «важным указать на тот факт, что Томас Квик и раньше совершал жестокие деяния». «Экспрессен» описала действия Квика, добавив заключение психиатрической экспертизы, проведённой в 1970 году: он страдал «сексуальным расстройством по типу садистской педофилии» и в ряде случаев представлял «чрезвычайную опасность для жизни и здоровья окружающих».

Мои коллеги также посчитали, что я несколько приукрасил образ Стуре Бергваля, закрыв глаза на его прошлые преступления и лишь мельком упомянув о них в своём фильме. Я ожидал подобной критики, но всё же реагировать на неё спокойно не получалось. При этом мне было ясно одно: я не мог выстроить свой фильм как-то иначе, ведь в данном случае речь шла о попытках выяснить, совершил ли Стуре Бергваль те восемь убийств, в которых его признали виновным. У меня не было цели рассматривать совершённые им и доказанные преступления. Кроме того, мне и так было непросто уложить всю эту запутанную историю в два часа эфирного времени.

Всё это напоминало битву, разгоревшуюся из-за Квика десять лет назад — с той лишь разницей, что ряды скептиков, веривших в невиновность Квика, резко пополнились.

17 декабря газета «Дагенс Нюхетер» написала:

«Вынесение обвинительных приговоров Томасу Квику по восьми убийствам может оказаться крупнейшим правовым скандалом в истории нашей страны. Однако речь вполне может идти и о виновном человеке. Виновен Томас Квик или нет — факт остаётся фактом: в судебной системе Швеции обнаружены слабые стороны, вызывающие беспокойство. Это во многом напоминает скандал “прогнившей системы” [36] 1950‐х. В соответствии с законом, данные дела необходимо непредвзято пересмотреть с целью установления хода событий и роли возможного виновника.

В случае Томаса Квика мы имеем дело с нетипичной ситуацией. Однако в поле внимания попадают действия и прокурора, и следователя, и защиты, и судей, и всех тех, кто так или иначе был связан с расследованием. Их поступки едва ли вызывают положительные эмоции.

Очевидно, что Томасу Квику “помогали вспоминать”, что терапевтические сеансы были напрямую связаны с расследованием, а обстоятельства, способные разрушить гладко выстроенную теорию, замалчивались. Для правового общества подобное неприемлемо. Необходимо тщательно изучить, каким образом причастные к этим событиям должностные лица занимались делом Квика. Прошение о пересмотре, представленное его адвокатом, будет, скорее всего, удовлетворено. Тем самым появится возможность выявить вероятные ошибки и/или упущения и привлечь виновных к ответственности.

Не менее интересен вопрос о методах терапии и их общем влиянии на нашу правовую систему. К примеру, в этом деле поразительна роль теории о вытесненных воспоминаниях. Со временем данная теория сдала свои позиции, однако в течение нескольких лет шведские суды принимали её во внимание и выносили обвинительные приговоры, основываясь исключительно на событиях, “восстановленных” в памяти людей. Не имело значения, что с момента происшествия прошло много лет, в деле отсутствовали свидетели или иные доказательства того, что “восстановленные” воспоминания верны. Ещё больше опасений вызывает тот факт, что правовые структуры, в обязанность которых входит следить за порядком и правильной работой судебных инстанций, также поддаются общему влиянию и утрачивают способность критически оценить ситуацию. Канцлеру юстиции оказалось достаточно количества обвинительных приговоров против Томаса Квика. Сомнения и вопросы расценивались как обстоятельства, “в целом практически не влияющие на исход дела”. Что случилось с фразой “виновен вне всяких сомнений”?»

Помимо возрастающего общественного давления и намерения Стуре Бергваля подать прошение о пересмотре дел, было и ещё кое-что, заставившее всех причастных к вынесению обвинительных приговоров начать нервничать: теперь делом заинтересовался государственный прокурор Андерс Перклев.