Смех Циклопа - Бернард Вербер

Лукреция пожимает плечами.

– Спасибо. Вы мне дали лишний повод не смеяться.

Стефан Крауц подает ей стакан холодной воды.

– Ни вина, ни пива, ни газированных напитков.

– И кофе тоже нельзя?

– А есть что-нибудь посмешнее воды?

– Морковный сок.

– Вот это я с удовольствием выпью, – говорит Исидор.

Взгляд Лукреции гаснет.

– Я не уверена, что хочу остаться здесь, – шепчет она.

– Вот увидите, привыкнуть можно ко всему. Ваш организм еще поблагодарит вас за здоровую пищу без сахара и жира.

Они жуют овощи.

После обеда изучение истории юмора возобновляется.

Стефан Крауц заставляет учеников переживать великие моменты развития юмора, рассказывает анекдоты, забавные случаи, изображает интересных персонажей, воспроизводит вымышленные диалоги.

– Не все великие комики принадлежали к нашему «клубу», но многие. О некоторых юмористах вы никогда не слышали, а они были истинными новаторами. Иногда история сохраняет имена лишь раскрученных подражателей.

Стефан Крауц показывает им другую книгу. В ней множество иллюстраций, изображающих ярко одетых людей.

– Я хочу рассказать вам о шутах. Положение королевских шутов было очень странным. Во Франции с XIV по XVIII век их, никого не спрашивая, назначал сам король. Они получали очень хорошее жалованье и имели право не подчиняться правилам, установленным для двора. Поскольку им было позволено смеяться над придворными, те платили им, чтобы не стать объектом издевательств. Некоторые шуты, например, Трибуле и Брианда, скопили настоящие состояния.

– О такой профессии можно только мечтать, – говорит Исидор.

– Не уверен. Все их боялись, а многие и ненавидели. В то время верили, что они принимают на себя часть грехов повелителя. Считалось, что шуты – воплощение дьявола.

– То есть, максимум привилегий и максимум ненависти? – удивляется Лукреция.

– В глазах народа они были чем-то вроде громоотвода, который принимает на себя гнев короля. И гнев вассалов, сердившихся на короля.

– Они разряжали обстановку шутками?

– Репликами, снижавшими накал страстей. Их остроумием восхищались, но их самих презирали. Их не признавали христианами и хоронили за церковной оградой.

– И сколько времени это продолжалось?

– Ну, с некоторыми натяжками, последним королевским шутом можно считать Мольера. Вернее, Мольер превратил шута в «официального королевского комедианта». Сделал его государственным служащим.

Терпеливо дожидаясь, когда снова можно будет приступить к расследованию, Исидор и Лукреция поневоле проникаются интересом к малознакомой им части истории. В полночь Крауц добирается до Бомарше. Лукреция с удивлением понимает, что не заметила, как пролетело время. Ей не хотелось курить, и она сдержала обещание не смеяться. Стефан Крауц провожает их в пустую столовую, где они молча съедают поздний холодный ужин, а затем – в спальню.

– Завтра начинаем в семь часов. Цените свою удачу, остальные могут только мечтать об инициации за девять дней.

– А вечером в комнате можно смеяться?

– Не советую. Если кто-то, проходя мимо, услышит вас, он должен будет донести. Потерпите до послезавтра, и уже в восемь утра сможете расслабиться. Спите спокойно. Завтра продолжим изучать историю юмора.

После паузы Крауц продолжает:

– Да, забыл вас предупредить. Послезавтра в восемь часов вы должны будете смеяться. Как в боевых искусствах, вы должны научиться владеть своим телом. Могу предложить вам первое упражнение. Постарайтесь как можно дольше задерживать дыхание. В туалете усилием воли попытайтесь остановить мочеиспускание, а затем возобновите его. Проснитесь утром именно тогда, когда решите накануне. Мастера йоги могут управлять даже своим пищеварением и скоростью биенья сердца. Это просто контроль над своим организмом.

Он подходит к Лукреции.

– Наш организм похож на избалованного ребенка, который постоянно требует все больше сластей, ласки и комфорта. Но, если его воспитывать, учить делать то, что нужно, он сначала будет сопротивляться, а потом поблагодарит вас. Не потакайте ему, а сдерживайте и направляйте.

Продюсер желает им доброй ночи и уходит. Лукреция принимает ледяной душ. Она закрывает глаза и слушает свое дыхание, удары своего сердца. «Неужели всеми процессами в организме можно управлять?» – спрашивает она себя.

Удивительно, но мне действительно кажется, что во мне что-то изменилось.

Конечно, как и раньше, мне хочется сигарет, сладкого, жирного. Хочется посмеяться. Но в то же время новая Лукреция чувствует себя более спокойной, более сильной. Уверенной в себе.

Неужели один день, проведенный среди этих старичков, оказал на меня столь благотворное влияние? Даже ледяной душ не доставляет мне страданий, я горжусь тем, что могу вытерпеть его.

Она намыливает тело и слышит бурчание в животе.

Желудок сердится потому, что я не дала ему ни мяса, ни сахара.

Она кашляет.

Легкие возмущены, они жаждут никотина и смол.

Лукреция включает воду на полную мощность.

Господи, если бы мне сказали, что расследование смерти Дария потребует от меня таких жертв, я бы, наверное, десять раз подумала, прежде чем взяться за него.

Эти люди кажутся мне все более и более странными. Их жизнь посвящена не только защите юмора. Что-то тут нечисто.

Спутанные мокрые волосы падают ей на лицо.

Мужчина едет на машине, и у него лопается колесо. Он хочет его поменять, но запаска тоже лопается. Он голосует, но никто не останавливается.

Начинается дождь. Надежды на помощь других автомобилистов все меньше.

Неожиданно рядом тормозит спортивный автомобиль. За рулем восхитительная блондинка, которая предлагает подбросить до автосервиса.

Они долго едут, но автосервиса все нет. Наступает ночь, блондинка предлагает остановиться в какой-нибудь деревушке и поужинать. Уже довольно поздно, и они решают там заночевать. Но в гостинице только один свободный номер с большой кроватью. Они ложатся вместе, среди ночи женщина прижимается к нему, и они занимаются сексом.

Утром мужчина просыпается, смотрит на часы и понимает, что спали они очень долго. Он быстро одевается, спускается вниз и спрашивает у администратора гостиницы, есть ли у них бильярдная. Подойдя к бильярдному столу, он пачкает руки голубым мелом, затем берет такси и поспешно возвращается домой.

Разгневанная жена ждет его на пороге, сжимая в руках скалку.

– Ну и где ты был? – спрашивает она.