Правила одиночества - Самид Агаев

— Салон красоты, Оксана слушает вас.

— Здравствуйте, Оксана-сан, это говорит некто Караев Ислам. Прошлой ночью…

— Здравствуйте, я вас узнала, чем могу помочь?

— Мне нужна ваша хозяйка.

— Соединяю.

Заиграла музыка, несколько секунд, и он услышал:

— Привет, Ислам.

— Здравствуй, любовь моя неразделенная, — сказал Караев.

— Какое неожиданное приветствие, — засмеялась Лана, — или это упрек?

— Это констатация факта. Предложение, в котором есть слово «любовь», не может служить упреком.

— Ладно, как твои дела?

— Виталик обещал приехать ко мне и пропал.

— Это на него похоже. Ничего, объявится.

— Если только он изменился. Раньше он был пунктуален.

— Если хочешь, я попытаюсь выяснить, где он, и перезвоню тебе.

— Хорошо, пока.

Ислам выключил телефон, положил его рядом на сиденье. У него не было какого-либо плана действий. Сейчас он действовал интуитивно. Когда тебя пытаются убить, надо бежать, скрыться, но это в случае, если за тобой должок или какие-то грехи, но кассу он не брал — напротив, его кинули. Надо заставить их нервничать: хорошо стрелять в того, кто убегает, но когда стрелять приходится в того, кто тебя преследует, возникают совсем другие ощущения, и вряд ли можно назвать их приятными. В этом поведении было что-то ребяческое: приехать к префектуре, мозолить глаза, но интуитивный путь обычно самый правильный. Потому что все наши рассудочные действия в конечном счете оказываются ошибочными. Он не мог пойти в милицию и заявить, что у него украли деньги, потому что деньги были переданы в виде взятки, он не мог заявить о покушении, потому что у него не было вообще прав жить в этой стране. Первым делом у него потребовали бы регистрацию, а затем выдворили из страны. Нет человека — нет проблемы, это еще Сталин отметил.

Появился водитель «вольво», торопливо сбежал по ступенькам и направился к своей машине. В сторону «мазерати» он старался не смотреть. Ислам опустил пассажирское окно, и когда водитель, не выдержав, бросил на него быстрый взгляд, подмигнул ему и, сложив ладонь, сделал вид, что стреляет в него из пистолета.

Машина, описав полукруг, остановилась у подъезда. Из здания вышел Чикварин в сопровождении милиционера. Они сели в автомобиль. Ислам запустил мотор, но «вольво» не трогалась, видимо, ожидая еще пассажира. Долго ожидать не пришлось: вскоре из внутреннего дворика, куда прочим путь был заказан, выехала «ауди», сразу же за ней тронулся и «вольво», а за ними и «мазерати». Ислам не скрывался: сразу же «сел на хвост» и вообще вел себя бесцеремонно. «Ауди» был затонирован наглухо, но сомнений в том, кто в нем сидит, у Ислама не было.

Кавалькада шла на большой скорости, но от мощного «Мазерати Кватропорте» оторваться было непросто. Ислам шел за ними по встречной полосе, проскакивал на красный свет. Он любил быструю езду, но эти ребята ехали по-хамски, совершенно игнорируя остальных участников движения. Видимо, Гоголь, формулируя знаменитое выражение, имел в виду как раз представителей власти. Гонка кончилась в центре, на Тверской, у особняка мэрии. Машины въехали на служебную стоянку, под кирпич, под которым торчал городовой, то есть милиционер. Пропустив первые две машины, он взмахнул полосатой палочкой.

Исламу ничего не оставалось, как проехать дальше по улице. Он медленно спустился вниз, выглядывая свободное место для парковки, но, передумав, развернулся у телеграфа, поднялся вверх и поставил машину у памятника Юрию Долгорукому. Отсюда хорошо был виден выезд со стоянки. Ислам дотронулся до золотых часов на приборной доске. Было три часа по полудни, он достал сигареты, и в это время из кармана раздались звуки мугама.[44]На азербайджанском радио существовал час мугама, он помнил, что отец всегда слушал эту передачу. В детстве Ислам не любил народное пение, а на пятом десятке специально записал его в память мобильного телефона. Извлек из внутреннего кармана аппарат, отщелкнул крышечку.

— Это я, — сказала Лана, — у нашего друга возникли проблемы, приезжай, надо поговорить. Ты что делаешь?

— Дурака валяю, но я недалеко.

— Дурака или дуру?

— Дурака.

— Смотри у меня.

— Это что, ревность?

— Еще не знаю.

«Ну ладно, — сказал себе, запуская мотор, Ислам, — на сегодня психической атаки достаточно».

— У Виталика сегодняшний день сложился крайне неудачно, — сказала Лана. — В десять утра состоялась стрелка, разговор складывался спокойный, без пальбы и угроз. Должник передал Виталику пакет с деньгами, и в этот момент налетел милицейский спецназ и всех повязал. Он сейчас в Бутырке сидит. Сказал, что, как только раздобудет мобильник, сразу тебе позвонит. Просил извинить за то, что не приехал за тобой.

— Кому сказал?

— Адвокату.

— Черт возьми, как же ему не везет, бедолаге! — Ислам сокрушенно покачал головой. — Надолго его упекут?

Лана пожала плечами.

— Все зависит от того, какой судья попадется: возьмет денег или нет. Его с поличным взяли: вымогательство, незаконное ношение оружия. Не надо было выставлять мужика на такие деньги! Когда человека загоняют в угол, он бежит на Петровку. Это давно известно. Ты особенно не переживай за него. Тюрьма для Виталика — дом родной. Еще неизвестно, как следствие пойдет, доказательная база может развалиться, и его отпустят. Такой вариант тоже возможен. Да, самое главное-то я не сказала: он просил тебе передать, что клиент любит баню.

— Клиент любит баню? — переспросил Ислам.

— Да.

— И что это значит?

— Понятия не имею. Вспомни, о чем вы разговаривали. Ты рассказал ему о своей проблеме?

— Да.

— Ну, соображай, игра называется «Что, где, когда?». Отгадаешь — получишь приз. Ничего, что я шучу? Тебе, наверное, не до шуток.

— Ничего, — рассеянно сказал Ислам.

— Ты думаешь?

— Да.

— Может, тебе выпить принести?

— Нет, — сказал Ислам.

— Еще он передал, чтобы ты избавился от предмета, который он тебе одолжил.

— Избавился?

— Да, можешь оставить это мне.

— А ты знаешь, о чем речь?

— Догадываюсь.

Ислам вытащил из кармана пистолет и протянул его Лане. Она достала из ящика стола бумажный пакет и раскрыла его. Ислам опустил в него «вальтер».

— Он извиняется за свою просьбу, но на это есть причины.

— Понимаю, — сказал Ислам. — Я так думаю, что клиент — это префект, которому я передал деньги. Теперь он делает вид, что первый раз слышит о деньгах. Сначала я сомневался: уж больно натурально он разыграл негодование.