Малуша. Пламя северных вод - Елизавета Дворецкая

С этого часа все изменилось: уже не Мальфрид и ее чадо, а Улеб и его дружина были у всех на слуху. Именно его появления Сванхейд ожидала с конца зимы, когда посылала Бера в Плесков. Узнав, что Сванхейд и ее домочадцы были вынуждены бежать из Хольмгарда, Судимер и княгиня Льдиса собрали ратников. Кетиль, дядя Бера, выделил часть своих оружников, а Улеб, внук Сванхейд, охотно согласился все это войско возглавить. У него собралось семь десятков человек – больше плесковичи не могли дать в пору начала полевых работ и торговых поездок, но этого было достаточно, чтобы Сванхейд могла вернуться домой, не опасаясь за свою честь и свободу.

Через день старая госпожа во главе дружины перебралась по озеру назад в Хольмгард. Ей было известно, что Сигват там не появлялся и город дождался хозяйки в целости. Старое гнездо оживилось: гостевы и дружинные дома наполнились людьми, задымили поварни. Одновременно Сванхейд разослала гонцов, приглашая к себе жрецов и старейшин.

Все съехались охотно, с Мсты, Луги и Полы, со всех земель, откуда владыки Хольмгард собирали дань. Первых гонцов Сванхейд отправила сразу же, как только увидела Улеба, поэтому словенской знати за десять дней собралось с полсотни человек. Мальфрид еще нельзя было показываться на глаза чужим и покидать дом; она сидела в девичьей, наблюдая за двором, полным людей, через оконце, и прикрывала лицо краем платка. Но вот все ушли в гридницу, и ей осталось только ждать, к чему дело придет.

Гридница была полна, будто на йольский пир: почетные места отвели жрецам Перыни, на лавках теснились бородатые старейшины родов, городцов и весей. По бокам от Сванхейд сидели двое молодых мужчин – обычное место Мальфрид сегодня занимал Улеб. Главные новости, которые приготовила для них старая госпожа, все уже знали, но ждали с нетерпением, когда можно будет услышать их из ее уст.

Сванхейд была невозмутима, как сама Фригг, как деревянная «баба»-Макошь из обчины Перыни. Но даже сквозь ее самообладание просвечивала глубокая радость и воодушевление. Сегодня был день, когда ее старинный дом рождался заново, и она открывала ему эту дорогу. Обряд шел своим чередом: жрецы поднимали ковши во славу богов и дедов, посылали их по кругу, чтобы освятить место совета и призвать помощь Занебесья и Закрадья. Каждый отвечал, как полагалось, но старейшины то и дело бросали взгляды на Бера и особенно Улеба, которого здесь никто не знал. Прибытие плесковского войска несомненно означало, что застывшее дело теперь пойдет, и как еще пойдет! Как Ярила в сиянии небесного огня, рыжеволосый молодой внук старой госпожи прибыл к ним, будто с неба, чтобы оживить эту древнюю землю. С приятными чертами лица и опрятной рыжеватой бородкой, сдержанный и вежливый, Улеб производил хорошее впечатление, и старейшины поглядывали на него с предвкушением важных вестей.

Сперва объявили о благополучном рождении Ящерова чада. Ни ребенка, ни матери до истечения положенного срока показывать было нельзя, но Дедич, Сванхейд и Вояна засвидетельствовали, что невестой Волха точно в ожидаемый срок рождено здоровое дитя мужеска пола, и назначили срок имянаречения.

– А вот этот молодец – внук мой, Улеб, сын старшего моего сына Ингвара, – заговорила после того Сванхейд, и все взгляды вновь обратились к Улебу. – По зову моему пришел он из Плескова и дружину привел, чтобы могла я в свое старое гнездо вернуться без урона чести. Чтобы мир водворить на Волхове, где мой род полтораста лет мир и закон хранили. И вот что я скажу вам, мужи словенские…

Сванхейд перевела дух, и в гриднице на миг повисла напряженная тишина. Сванхейд продолжала:

– Улеб – сын Ингвара, а Ингвару и потомству его передала я власть над этой землей. Если изберете вы Улеба себе в князья, родовой закон наш нарушен не будет. Дедом его по отцу был Олав, владыка здешний, его имя внук мой носит[21]. Дедом его по матери был Торлейв, Олега киевского младший брат. Если люб вам такой князь, я мое благословение ему дам.

Старейшины зашумели. Чего-то подобного все ожидали, помня, что Сванхейд еще в конце зимы обещала помочь их «нужде». Теперь, когда ожидания стали явью, это не могло оставить их равнодушными.

Под сотней вонзившихся в него испытующих взоров Улеб опустил глаза. Княжеской власти он вовсе не желал, но не мог отказать в помощи своей бабке и не мог ослушаться ее, когда она требовала от него водворить мир и порядок на Волхове.

– А как же Сигват? – воскликнул Призор. – Его куда? Он же не смирится.

– Если вы поддержите Улеба, мы призовем Сигвата и предложим ему уйти, не продлевая раздор. Если же он откажется… нам придется изгнать его силой. Двум князьям в земле словенской не бывать.

Обсудив дело, послали за Сигватом в Варяжск и предложили ему через день явиться на совет в Перынь, где священное место будет защищать всех участников и соперников. Никто, кроме ближайших соседей, кому было легко вернуться, не разъезжался, во всех постройках и дворах Хольмгарда гудел народ. Только глубокой ночью Бер и Дедич пробирались в девичью избу повидаться с Мальфрид. Она ждала их с нетерпением, желая знать, что говорят старейшины и что ее близкие обо всем этом думают. Решалась судьба земли словенской, к которой она уже так крепко приросла. В этой земле она видела родину своих детей, а значит, и свою тоже. Сколько ни носило ее по свету – из Деревов в Киев, из Киева на Волынь и в Плесков, – только здесь она ощутила, что боги земли приняли ее.

Но на пути к миру на Волхове стоял их родич – Сигват, сын Ветурлиди, внук Хакона. Двоюродный дядя и Бера, и Улеба. Укачивая в ночи Ящерово дитя, Мальфрид молча молила богов, чтобы хоть ради него не допустили пролития крови между родичами.

– Мать не хотела, чтобы я… – сказал Улеб, которого эти двое однажды привели с собой. Глядя на Мальфрид с ребенком на руках, он неизменно вспоминал о собственной матери. – Но как мы могли Сванхейд в помощи отказать? Если уж Сигват вас из дому выгнал, идти было надо. А чтобы княжить… – Он тяжело вздохнул. – Никогда я этого не хотел и сейчас не хочу. Мой отец князем киевским когда-то мог стать, и то не захотел. А уж он-то… я ему не в версту[22].

Мальфрид догадалась, что он имеет в виду Мистину, которого и сам почти всю жизнь считал отцом.

– Мало ли чего ты хочешь? – наседал на него Бер, явно уже не в первый раз ведя этот спор. – Ты родился сыном Ингвара, внуком Олава! Ты носишь имя твоего деда-конунга! Твой отец, то есть Мистина Свенельдич, дал тебе это имя, а значит, держал в уме, что когда-нибудь настанет день и ты сядешь на княжий стол! И твой другой отец, то есть Ингвар, позволил ему это, а значит, тоже думал, что когда-нибудь и ты сможешь ему наследовать. Твое имя княжеское – их воля, и она с тобой пребудет до самой смерти. Оба твоих отца были в этом едины!

– Экий ты бойкий! – невесело улыбнувшись, Улеб толкнул его в плечо. – Тебе надо было вместо меня родиться.

– Где кому родиться, решали норны, – без улыбки ответил Бер. – Но каждый из нас понимает свой долг. Ты – сын старшего брата, твой долг – сесть на княжий стол, раз уж этого желает род и вся эта земля. А я сын младшего брата, и мой долг – помочь тебе исполнить твой. Если будет надо, я тебя к этому престолу на руках отнесу.