Львы Сицилии. Закат империи - Стефания Аучи

мыс Монте-Пеллегрино, который, как писал Гёте, «так прекрасен, что словами не скажешь». Пристанище для исцеления мыслей и тела.

Это была ее идея.

Когда Иньяцио понял, что «Вилла Иджеа» никогда не станет первоклассным санаторием, как он задумывал, – слишком много бюрократических преград, расходов и сомнений в эффективности метода лечения профессора Червелло, – он замкнулся в себе, долго молчал, злился, и выходил из этого состояния, только чтобы наброситься с оскорблениями на свою судьбу-злодейку и сетовать, что ему не повезло родиться на таком отсталом острове.

Франка дала ему время излить душу. И однажды вечером с напускной грустью вспомнила о поездках в Санкт-Мориц, Ниццу и Канны, о прекрасно проведенном там времени, и мечтательно сказала о том, как было бы хорошо устроить здесь, в Палермо, такую же роскошную гостиницу, как те, в которых они обычно останавливались…

Иньяцио посмотрел на нее круглыми глазами и воскликнул:

– Ну конечно! Франка, дорогая, в самом деле! К черту санаторий! Наша «Вилла Иджеа» станет самым роскошным отелем в Европе!

Сгреб ее в охапку и расцеловал.

Вместе с их добрым другом Эрнесто Базиле они целыми днями обсуждали, каким, по их представлениям, должно быть это место: от меблировки номеров и залов до кортов для лаун-тенниса, которым Иньяцио страстно увлекся; от просторного сада с мостиками и лесенками до телеграфной станции. В распоряжении гостей будут лодки и даже, возможно, одна из яхт Флорио; кухней – тут Франка была непреклонна – должен заправлять французский шеф-повар, который наберет себе земляков-помощников; из Франции же должны быть и метрдотель, и сомелье. Благодаря мягкому сицилийскому климату отель мог бы быть открыт круглогодично, даже зимой. Один английский медик тогда на встрече сказал Иньяцио: «Сицилийский январь похож на жаркий июнь у нас в Англии!» – и пошел купаться в море вместе с другими своими коллегами.

Франка и Иньяцио стали друг другу союзниками, какими никогда не были прежде. Она советовала и объясняла, он прислушивался. Она почувствовала себя – и до сих пор чувствует – частью этого проекта. К тому же она любит это место за городом, любит запахи его цветов и водорослей и то, как солнце отражается в море и озаряет берег, покрывая его золотом и бронзой. Очень любит, поэтому решила оставить целый этаж на «Вилле Иджеа» для себя, Иньяцио и детей.

Пальцы пробегают по золотому колье с кораллами из городка Шакка.

– Знаете, я очень хочу переехать сюда как можно скорее. Оливуцца стала напоминать порт… там теперь беспрестанная суматоха, то слуги, то гости ходят туда-обратно! Сейчас, как никогда, мне нужен покой.

– Понимаю! Кроме того, неужели есть место лучше этого, что носит имя греческой богини здоровья Гигиея?

Франка смеется.

– Ах! Если будет девочка, Иньяцио хотел бы ее так и назвать. Но я очень хочу мальчика.

– Будет так, как пожелает судьба. Главное, чтобы ребенок родился здоровым. А ваша свекровь донна Джованна как себя чувствует?

– Хорошо. Благодарю вас. Она решила остаться в Оливуцце, – добавляет Франка, хотя художник ее об этом не спрашивал. Но радость по поводу того, что свекровь остается со своим младшим сыном на вилле, столь велика, что Франке не удается ее скрыть, и она выдает себя не только взглядом, но и словами. Семь лет прошло с тех пор, как Джованна приехала в Оливуццу, но она так и не поменяла свой образ жизни, проводя время в молитвах и за вышивкой, тоскуя и горюя. Кажется, печаль въелась в стены ее комнат, боль сгустилась в такую тьму, что никакой свет ее не рассеет.

Нет уж, гораздо лучше солнце, жизнь и тепло, которыми дышит эта вилла.

– Несколько дней назад я слышал, как ваш муж разговаривал с Эрнесто о постройке еще одного дома в парке Оливуццы для вашего деверя, – начал художник.

– Ах да, недавно у него появилась такая идея. Я от нее не в восторге, потому что мне жалко сад: его перевернут вверх дном, а еще разрушат часовню. Но что поделаешь: когда речь заходит о его брате, он не слушает ни меня, ни мать. Винченцо уже семнадцать, и он захотел для себя больше места и свободы, – объясняет она, делая ударение на последних словах.

Удержавшись от колкости, художник дипломатично улыбается. В действительности, вокруг юного Флорио и так много пространства, а уж о свободе и говорить не приходится. Его страсть к автомобилям, в которых, по его словам, он знает каждый болт и ремень, не знает границ, так же как и романтический пыл: его коллекция покоренных женских сердец не уступает коллекции брата. Как два таких повесы родились от двух таких благонравных людей, как Иньяцио и Джованна Флорио, остается загадкой, говорит себе Берглер, но остерегается высказать свою мысль вслух.

Он встает.

– Мне жаль, но я должен вернуться к работе, донна Франка. Могу я вам кое в чем признаться перед уходом? Я не сомневаюсь, что «Вилла Иджеа» станет местом, не имеющим равных, на зависть всем. Не уверен, что санаторий мог бы стать таковым. К счастью, ваш муж передумал…

– Только люди без фантазии не меняют планов. И глупцы, – отвечает Франка с улыбкой. – И да, я с вами согласна. Возможно, я полна оптимизма, потому что жду ребенка, но, как и вы, я убеждена: «Вилла Иджеа» откроет миру незаурядную красоту Палермо.

* * *

В это апрельское воскресенье солнце светит уже ярко и разгоняет тени деревьев на пьяцца Марина, а теплый юго-западный ветер поднимает тучи пыли на вымощенной каменными плитами, балатами, виа Кассаро. Ранним утром Иньяцио заехал на «Виллу Иджеа» обсудить с бригадиром отделку балюстрады террасы. Он с удовольствием задержался бы, чтобы погулять по саду, но ему нужно было подготовиться к важной встрече.

Поэтому сейчас он сидит в конторе «Генерального пароходства» и перечитывает набросок статьи, которую послал почти год назад в газету «Джорнале ди Сичилия». Длинный, детальный список всего того, что необходимо сделать для преодоления постоянно возникающих трудностей в жизни острова. В «Проекте Сицилии», так была названа статья, он советовал перейти с экстенсивного земледелия на интенсивное, построить маслодельный завод, возобновить добычу серы, в качестве эксперимента высадить сорго и свеклу, вновь разбить виноградники, которые погубила филлоксера, убедить земледельцев, что необходимы преобразования в сельском хозяйстве и ускорение законодательных реформ… Таков был план действий Сицилийского аграрного консорциума, очень нужного ему и восемнадцати тысячам дворян, интеллектуалов и политиков, объединенных общей целью: дождаться момента, когда можно будет заняться модернизацией экономики острова.

Однако щедрое на слова правительство не спешило раскошеливаться. Проект сдулся. Впрочем, из пепла разочарования возникла другая идея, которой он