Враг неведом - Ник Перумов

— Прежде всего меня ждут тайны этого мира! — огрызнулся Твердислав.

— Какие? Наша магия тут не работает. — Мелани покачала головой. — Нас бессовестно обманули, вождь Твердислав, пойми это. Шайке Гинзбурга нужно только пушечное мясо. Только солдаты, бестрепетно умирающие с криками “да здравствует верховный координатор!”.

— Да такое и выговоришь-то еле-еле, куда уж с таким в бой идти или там умирать, — огрызнулся вождь.

Он ненавидел переветников. Если уж поднято знамя — стой рядом с ним, доколе не упадёт.

— Погоди, Мелани… Твердь, выслушай меня. Ты не кажешься мне фанатиком. Ты разумен. Ты понимаешь, что сила координатора Исайи против нашей — ничто. Война будет длиться, ибо она даёт цель низшим и потому полезна. Мы можем сломать им спины… но тогда это будет означать начало совсем иного мира. Нас же пока устраивает мир существующий.

— Существующий? О каком ты говоришь? О том мире, с крылатыми?

— Мир един, вождь Твердислав, — вмешалась Мелани. — Мир един, но вот слоев в нём — очень много. Бесконечно много…

— А зачем я вам? — в упор спросил юноша. — Ты, Аэ, бегаешь за мной по пятам…

— Отвернись, Мелани. — Аэ вдруг покраснела. И… прикрой нас.

На бесстрастном сероглазом лице не отразилось ничего.

— Будет, как ты хочешь, сестра.

И — отступила во внезапно сгустившуюся тень.

Кажется, Твердислав с Аэ остались одни.

— Я люблю тебя! — прошептали мягкие губы возле самого его уха. — Я люблю тебя! — острые зубки, играя, укусили за мочку уха. Слышишь, тигр? Я люблю тебя и хочу тебя! Здесь, сейчас!..

Мутная волна желания, сокрушая преграды, мчалась вверх, от паха к груди. Руки помимо воли уже сжимали податливое, точно глина, тело; губы впились в загорелую шею — всё это сами, словно и не нужен им был никакой Твердислав…

— Дёшево покупаешь, девочка, — хрипло сказал он, отталкивая её.

Мир вокруг стремительно менялся. Нет уже искусственного сада, разбитого в кадках среди голых серых плит; вокруг шумит где-то у самого поднебесья листвой девственный лес. Журчит, выбиваясь из-под мшистой коряги, ключ… а на другом берегу ручья — нагое тело, белое-белое, даже белее снега, бьётся под грудой коричневых мускулов громадного зверя… или нет, человека, просто очень большого и похожего на зверя…

— Морок! — сам себе крикнул Твердислав. И, не зная, что делать, впился зубами в ладонь — быть может, боль поможет прояснить отуманенный разум?..

Не помогла. Всё остаётся по-прежнему. Человекозверь громаден, вонюч, космат; одной рукой он прижимает к земле локти жертвы, другой — раздвигает ей ноги.

— Тве-е-ердь!.. — отчаянно кричит Аэ.

На нём, Твердиславе, серый бронекомбинезон, мёртвый, без энергии и оружия. Сенсорика? Или самое обычное видение, насланное посредством магии?

Он не раздумывает, бросаясь на выручку. Оружия нет, только голые руки. Очень удачно подвернувшийся булыжник врезается насильнику чуть повыше уха. Великан ревёт, отбрасывает Аэ, выпрямляется (руки его при этом всё равно свисают до самой земли), колотит себя в грудь кулачищами… Из оставленной камнем раны стекает кровь, но, очевидно, это просто рассечена кожа.

— Магию, Твердь! — истошно кричит Аэ. — Я не могу…

Продолжение фразы теряется в рёве исполина.

Твердислав поднимает руку и чётко, словно на защите перед Учителем, произносит формулу молнии.

Ослепительный зизгаг пламени врезается в покрытую косматым мехом грудь. Великан нелепо взмахивает руками и рушится — прямо в мелкую воду ручейка.

И тотчас же начинают таять древесные стволы.

Твердислав стоит посреди торжественного зала, рядом с ним — голая, исцарапанная, дрожащая Аэ, и вскочившая на ноги Мелани уже рвёт с себя куртку бронекостюма…

— Сумел! Ты — сумел! — не стесняясь наготы, Аэ виснет на парне, настойчивые руки начинают шарить по комбинезону в поисках застёжек. — Мелани! Отвернись!

Что это было? Специально подстроенный спектакль — или они и в самом деле побывали в каком-то из миров, миров Аэ, быть может?..

Тело Твердислава, здоровое и сильное молодое тело, отзывается тотчас. Упирается рассудок — он заставляет руки оттолкнуть льнущую девчонку.

— Нет! Аэ, нет!

— Но, почему, почему, глупый? Ты ведь один из нас! — Аэ плачет крупными слезами.

— Один из ва-ас? — изумляется Твердислав.

— Конечно! У тебя работает магия! Понимаешь? Магия! И это значит…

— Аэ! Уходим! — резко и зло кричит Мелани. — Мне их не удержать…

Фигуры девушек накрывает серая колышущаяся завеса. Слуха Твердислава достигают приглушённые крики, стрельба… но миг спустя всё стихает, точно отрезанное ножом, и воцаряется плотная тишина — только кровь звенит в ушах.

Вокруг него — никого. Запрокинув голову, с полуоткрытым ртом, откуда тянется ниточка слюны, откинулся на скамье офицер-сопровождающий. Недвижно стоит на местах возле входа в зал Совета стража в белом.

Твердислав лежал на полу. Правую ладонь что-то щекотало, он взглянул — мокрый песок… ну да, он ведь выдернул булыжник из берега лесного ручья… Так что же, получается, он и в самом деле был там! Или это всё такой же морок?

Он поднялся. Сколько прошло времени? И что происходит там, за дверьми? Нет, ему обязательно надо пройти… координатор должен знать, что Твердислав, в которого он верил, вернулся, чтобы сражаться рядом с ним, какие бы чудеса ни развёртывали Умники…

…Потому что если уж встал под чьи-то знамёна — бейся за них, пока не падёшь сам или пока не падут они.

Твердислав шагнул навстречу белой охране.

— Я должен пройти, — холодно произнёс он, глядя поверх голов.

Стволы смотрели ему в лицо и грудь, и он знал, что особые заряды этих шестистволок прошьют его броню навылет.

И тут его как громом ударило — что там сказала Аэ? Магия работает?.. Работает магия?..

Он поднял руку. Времени на пробы не оставалось, и он сделал то единственное, что ему оставалось, — заклятие Разрыва, нацелив его в дверные запоры.

И сам упал долей секунды раньше, чем шестистволки изрыгнули огонь.

Двери окутало едким желтоватым дымом, створки перекосило и вывернуло наружу. Меж ними появилась щель — примерно полметра, как сказал бы координатор Исайя. Охрана, большей частью оглушённая, оказалась на полу, и Твердислав не раздумывая ринулся в проход.

* * *

Внутренняя охрана не успевала. Да и то сказать — как могли далеко не молодые уже люди, пусть даже и в оснащённой самыми современными псевдомышцами броне, соперничать в реакции с молодым тренированным парнем, прошедшим жестокую школу кланов?

Он вылетел из окутавшего двери дыма, перекатился через плечо, уходя с возможной линии огня, и Исайя невольно вновь порадовался за своего протеже. Молодец. Вернулся. Не соблазнился. Устоял. Мне пока неведомо, перед чем — но устоял. И чувствовал что-то значит, иначе не рвался бы сюда, сметая всё и всех.