Ногти - Михаил Елизаров

— Что означает СС? — спрашивает Марек.

— Солдаты Совести, Силы, Счастья. Выбирай, что тебе больше нравится.

За разговором Марек не замечает, как они оказываются в бараке. Кругом тишина, все дети спят со счастливыми улыбками. Им тоже снится дядя Адик…

Марк Борисович торопливо нашаривает на столике таблетки нитроглицерина. Сердце, будто игральные кости, трясет в стаканчике невидимая рука. То ли еще будет, когда приснится настоящий кошмар…

Придет ночь, и растянутое на долгие месяцы воспоминание завершит свой круговорот. Повторится извечный ужас погони, когда тело изнывает от спешки, а ноги вязнут в болотной поверхности сна. Начнется изнурительная борьба с этим топтанием на месте, и страх, что гонится по пятам, дохнет горелым жаром в спину.

Дядя Адик, крепко прижимая Марека к груди, побежит из барака к Жаркой Эльзе. Станут рваться снаряды, запылает оранжевым пламенем небо, взвоют самолеты. Упавший с неба фугасный смерч повалит трубу крематория.

Но самое страшное, что из-за грохота и самолетного гула сон насильственно оборвется, и проснувшийся Марк Борисович так и не узнает, успел ли дядя Адик с мальчиком добежать до печи, в ушах останется крик, слоящийся на эхо: «Я вернусь, Марек!.. Вернусь…»

И наступит лютая боль пробуждения, словно Марка Борисовича взяли изнутри за сердце и вывернули наизнанку.

Марк Борисович выпьет таблетки, вызовет врача, и боль закончится…

Ночь стрекочет. Такой же безумный треск можно услышать летом на юге, когда обезумевшие легионы цикад отстреливаются в листве, до последнего патрона.

В небе слышится тяжелый надрывный гул самолетов. Падающие бомбы орут свое пронзительное младенческое уа-ааа. Взрыв ударяет где-то возле барака, так что от сотрясения слетают настенные часы. Грохнувшись об пол, они издают жалобные звоны. На двенадцатом появляется дядя Адик.

— Марек, сегодня твоя очередь подошла, пора в волшебный город. Нет времени на сборы. — Дядя Адик хватает сонного Марека на руки. — Скорее к нашей Жаркой Эльзе!

Небо вспыхивает оранжевыми языками пламени, словно мир подожгли со всех сторон. Марек чувствует, как колотится его сердце. Взрыв, еще один взрыв… Невидимая лопата смерти вскапывает землю в нескольких метрах от них, подбрасывает фонтаном черные комья, обрушивая на спины. Дядя Адик падает на колени, снова поднимается и бежит. Вот уже совсем рядом заветный крематорий.

— Скорее, мой фюрер, скорее! — кричит знакомый Мареку офицер Мартин, тот самый, что провожал ночью группу заключенных.

— Дядя Адик, а что такое фюрер? — успевает спросить Марек.

— Мои соратники называют меня проводником или фюрером, потому что я провожаю людей в счастье, — задыхаясь от бега, говорит дядя Адик.

— Можно я тоже буду звать тебя фюрером?!

— Это слишком официально, дружок. Для тебя я всегда останусь дядей Адиком.

Доносится гул летящей бомбы. Мгновение — и небесный грохот врезается в кирпичное тело Жаркой Эльзы. Башня переламывается, верхушка ее оседает, разваливаясь.

— Сволочи! — грозит дядя Адик самолетам. — Не троньте Эльзу!

Офицер СС лежит, придавленный кирпичными обломками.

— Бедный Мартин! — вскрикивает дядя Адик. Он осторожно ставит Марека на землю и бросается к поверженному товарищу. Вдвоем с Мареком они пытаются освободить Мартина из-под обломков Эльзы.

— Мой фюрер, уходите и уносите мальчика, — шепчет офицер. — Все пропало, вход в город разрушен, — голос его дрожит.

— Нет, Мартин, это только труба пострадала, сама печь еще в порядке.

Ведро с золотистой водой опрокинуто и сплющено.

— Увы, Марек, я не могу стереть твой номер, полезай в печь так, — дядя Адик целует Марека в лоб.

Сзади подступают голоса, дикая оратория матерщины, воплей «Ура!» и «За Родину! За Сталина!». Багряные сполохи взрывов выхватывают из темноты колонны солдат.

— Быстрее, Марек, малыш, они уже совсем близко, — торопит дядя Адик. — Чего ты ждешь?!

— Я задержу их, мой фюрер! — у Мартина пистолет с тонким стволом. Он устанавливает искалеченную руку на обломок трубы, стреляет. Черные призраки падают, но вместе с ними упавшие тени еще продолжают движение, удлиняясь после смерти.

Будто снежки, из темноты вылетают гранаты. Вместе с обломками кирпича взрыв подкидывает в воздух бездыханное тело офицера, верного охранника Эльзы.

— Скорее, Марек! — кричит дядя Адик, в отчаянии поглядывая на грозные силуэты солдат.

Марек на прощание обнимает дядю Адика и лезет в печь. Вот он уже поставил колено на мелкое угольное крошево. Лаз достаточно просторный, Марек ползет вперед. Неожиданно его окутывает почти кромешная тьма. Он слышит, как дядя Адик гремит печной заслонкой.

— Не волнуйся, Марек, так надо, вход откроется через минуту… — Голос дяди Адика обрывает совсем близкий взрыв.

Страх переполняет душу Марека — вдруг дядя Адик ранен! Марек пятится, толкает ногой заслонку, выбираясь наружу.

Первое, что он видит, — это лежащая на земле коробка с цукатами. Марек озирается в поисках дяди Адика. В кирпичной стене полуразрушенного барака уже появился световой контур потайной двери, в которую готовится скрыться дядя Адик.

Марек подбирает коробку:

— Ты забыл цукаты!

Лицо дяди Адика искажается мукой:

— Марек, что ты здесь делаешь? Бегом в печь!

— А как же цукаты? — кричит Марек.

— Брось их, они мне не нужны! Марек, немедленно в печь! — подволакивая перебитую ногу, дядя Адик спешит к Мареку, надрывает голос, чтобы перекрыть грохот взрывов. — В печь! В печь!

За спиной разрывается бомба. Горячая волна бросает Марека на камни. Он падает и совсем не чувствует боли. Жестянка раскрылась в его руках, Марек не удерживается от соблазна. Никому не удавалось получить больше одного цуката. Марек выхватывает из коробки несколько сладких комков и, запихнув их в рот, лезет в печь.

Странно, но что-то начинает удерживать его. Марек непонимающе оглядывается и, к своему удивлению, видит Амана. Только молодого, безусого, но в пилотке с красной звездой и автоматом ППШ в руке. Он тянет Марека из печи.

Марек отчаянно сопротивляется, вонзая ногти в угольное крошево, но пальцы скользят, не находя выступов в кирпичной кладке. Цепкие руки советского солдата вытаскивают его из печи и одновременно из сна.

Солдат поворачивается к подбегающим Аманам и радостно сообщает по-русски:

— Спас! Вроде живой!

Марек еще успевает заметить, как в глубине печи брезжит огненный перелив открывающегося входа в волшебный город.

Марек трепыхается, как рыба. Солдат, продолжая держать его за ногу, достает гранату, подносит ее к лицу. Желтым клыком он отрывает предохранительное кольцо, потом бросает гранату в жерло печи.