Близнецы. Черный понедельник. Роковой вторник - Никки Френч

– Но это не имеет отношения к ее состоянию.

– Нет-нет, – продолжал Берримен, делая энергичный жест в сторону Мишель, словно она представляла собой потрясающий экспонат. – Она гораздо лучше. Существует еще более редкий синдром, который иногда встречается у пациентов с болезнью Альцгеймера – крайне редко, почти никогда, – и для которого характерно появление воображаемых друзей. Это означает, что они наделяют неодушевленные объекты жизнью – как в случае с Мишель Дойс и плюшевым медвежонком. Но и это еще не все! Вы же знаете, что малыши, все малыши, изначально анимисты…

– Что это значит?

– То, что они не делают различий между своей сестрой и куклой, или даже ветром, или камнем, катящимся по склону холма. С их точки зрения, лист падает, потому что хочет упасть. По мере того как они растут, мозг развивается… Видите ли, мы можем взаимодействовать с миром, только постоянно делая подсознательные выводы о том, что в нашей окружающей среде походит на нас, реагирует и принимает решения, а что – нет. Если бы я потянул вас за ухо, вы бы издали резкий звук, но если я проведу ботинком по полу, он тоже издаст резкий звук. Мы с вами знаем, что разница здесь есть. Я могу предположить, что если бы Мишель доставили в лабораторию…

– Я не уверена, что это возможно.

– Было бы преступлением не сделать этого, – горячо заверил ее Берримен. – И когда ее осмотрят, то, держу пари, выяснится, что она или хроническая алкоголичка, или наркоманка, или получила серьезную черепно-мозговую травму, или, что наиболее вероятно, у нее в мозгу развилась опухоль. Так что, кто бы ее ни осматривал, лучше ему поторопиться.

– Она человек, страдающий человек.

– Очень интересный страдающий человек, – уточнил Берримен. – А это больше того, что можно сказать о массе людей.

– Значит, ее показания, все ее утверждения – пустая тарабарщина.

Берримен на мгновение задумался.

– Я бы так не сказал. Она видит мир не таким, каким его видим мы. Наверное, нет особого смысла спрашивать, не она ли убила того мужчину, потому что она не понимает разницы между мертвым и живым, но мне показалось, что она пыталась сказать нам правду, какой она ее видит. Я бы сказал, это довольно страшно. Наверное, она чувствует, что родилась в другом, очень странном мире. Можно попробовать обратить внимание на то, что именно она об этом говорит. И вы именно так и поступаете, верно?

– А вы нет? – спокойно спросила Фрида.

Выражение лица Берримена стало жестче.

– Мне иногда хочется носить с собой карточку, которую я бы давал таким людям, как вы. Там должно быть написано, что много областей науки, которые в результате помогают людям, развивались мужчинами и женщинами ради самой науки. И что если вы старательно оплакиваете тех, кто страдает, это вовсе не означает, что вы предпринимаете какие-то действия, чтобы реально помочь им. Правда, все это, пожалуй, не влезет на карточку стандартного размера, но, думаю, вы поняли, что я имею в виду.

– Простите, – сказала Фрида. – Вы проделали этот путь с чужим человеком, да еще и в свой законный выходной. Вы совершили добрый поступок.

Выражение его лица смягчилось.

– Ее следует поместить в отдельную палату…

– Вы уверены?

– Безусловно. Если Мишель будет окружать такая толпа, это никак не облегчит ее состояния. А ей нужно успокоиться.

– Я спрошу, возможно ли это, – неуверенно ответила Фрида.

Берримен махнул рукой.

– Предоставьте это мне. Я обо всем позабочусь, – предложил он.

– Правда?

– Да. – Он внимательно посмотрел на Фриду. – Вы ведь работаете с полицией?

– Формально да.

– Как это получилось?

– Как-нибудь в другой раз, – уклончиво пообещала Фрида. – Это слишком длинная история.

Она повернулась и посмотрела на Мишель Дойс, которая так и не подняла свой журнал и сейчас сидела, уставившись в одну точку. Неожиданно мысли Фриды приняли другое направление.

– Тот синдром… – сказала она.

– Какой именно?

– Тот, когда они начинают верить, что любимого человека подменили.

– Синдром Капгра.

– Это, должно быть, ужасно, – вздохнула Фрида. – То есть настолько ужасно, что мы даже не в состоянии себе представить, до какой степени.

Когда они вышли в вестибюль, Фрида остановилась.

– Вы можете подождать пару минут?

– А у меня есть выбор?

– Спасибо.

Она вошла в больничный магазин. Там были стойки с журналами, а также полки с чипсами, конфетами и напитками подозрительного вида, жалким набором сморщенных яблок и высохших апельсинов, сборниками судоку. В углу стояла корзина игрушек. Фрида подошла к ней.

– Вам помочь? – спросила женщина за стойкой. – Ищете что-то конкретное?

– Плюшевого медвежонка.

Лицо женщины смягчилось.

– Значит, у вас там ребенок, – протянула она, и Фрида не стала возражать. – Я не уверена, есть ли у нас медвежата. Могу предложить куклу, которая плачет, если ее посадить.

– Нет, это вряд ли подойдет.

Фрида вытащила из общей кучи зеленую бархатную лягушку с выпученными глазами, затем тряпичную куклу с длинными, веретенообразными ногами и маленькую, потертую на вид змею. Почти на самом дне корзины обнаружилась плюшевая собака с мягкими висячими ушками и глазами-пуговками.

– Я возьму ее.

Она побежала вверх по лестнице в отделение и остановилась у стола медсестры.

– Не могли бы вы передать это Мишель Дойс, кровать номер шесть?

– А вы не хотите сами ей отдать?

– Нет.

Медсестра пожала плечами.

– Хорошо.

Фрида остановилась у двойных дверей и, оставаясь невидимой, смотрела, как медсестра вручила собаку. Мишель посадила собаку на подушку рядом с собой и важно кивнула игрушке. Затем вытянула палец и, застенчиво улыбаясь, коснулась плюшевого носа. После взяла стакан с водой и поднесла собаке под самую мордочку. На ее лице было выражение нежности, заботливости и трепетного счастья – и все из-за такой малости… Фрида толкнула двери и выскользнула наружу.

Случалось так, что она целые дни проводила в постели. Она понимала, что это неправильно, но на нее наваливались вялость и апатия, и тогда она сворачивалась в шарик из тела, теплой одежды и влажных волос, опускала тяжелые веки и давала себе волю, погружаясь на дно сквозь тяжелые сны, зеленые водоросли и шелковистый, зыбкий ил. Она отчасти отдавала себе отчет в том, что спит: ее сны переплетались с тем, что происходило вокруг. Шаги на тропинке, приближающиеся и отдаляющиеся голоса, громкие распоряжения, доносящиеся из проплывающих мимо лодок…