Черника в масле - Никита Максимов

Так что к разделу большого пирога Поп не успел. Это оставило на его сердце тяжёлую, незаживающую рану, но не умерило жажды деятельности и страстной мечты разбогатеть в конце концов. Разбогатеть окончательно и бесповоротно. Настолько, чтобы просрать такое богатство станет физически невозможно. Поэтому Вова решил податься в политику. Там он побывал везде, кроме коммунистов, которым до сих пор не мог простить издевательств комсомольцев-дружинников и лицемерия, когда они на словах клеймили его позором, а втихаря ныли и канючили, вымаливая, чтобы он раздобыл им «настоящую Монтану» или итальянские джинсы с молниями на задних карманах. Быстро осознав, что партий много, а власть – одна, он начал последовательно вступать в очередные проправительственные блоки, но сначала они, а затем и правительства стали меняться так часто, что в итоге Вова запутался, несколько раз ошибся с партбилетом, плюнул на всё и вернулся обратно в бизнес. Там он продолжил своё существование по синусоиде, подобно осциллографу следуя за колебаниями уровня благополучия в его раскачивающейся на волнах мировой истории стране.

В итоге к моменту, когда всё пошло наперекосяк, срываться с места и драпать туда, где солнце жарче, суп гуще, а жизнь более предсказуема, Вова оказался просто не в состоянии. Он настолько втянулся в местную структуру взаимоотношений, связей, сделок, что сделался полностью от неё зависимым. Стоило выдернуть его из этого переплетения и пересадить на любую другую грядку, как он почти мгновенно оказывался так же гол, как на заре своей предпринимательской деятельности после выталкивания взашей из очередного привокзального опорного пункта дружинников – с пустыми руками и карманами. Только теперь у него больше не было полного рта зубов, неиссякаемого оптимизма, иллюзий и чувства, что будущее принадлежит ему. Вместо этого багаж включал в себя приближающийся шестидесятилетний юбилей, потрёпанные нервы, горечь бесчисленных разочарований, больные суставы и не шибко здоровую печень. Всё это исключало из Вовиного описания эпитет «весёлый». Вот «горластый» – это да.

Собственно, то, как Вова горлопанит, они и услышали в первую очередь. Открывавший ворота знакомый охранник только сокрушённо покачал головой и пожал плечами, когда Серёга Новиков спросил у него:

– Чего это Вова так разоряется? Опять деньги за подкладку провалились?

Охранника звали, кажется, Саня, и чувство юмора явно не было его сильной стороной. А может быть, ему уже досталось от Вовы на орехи, и он не видел в этих воплях ничего весёлого. Пробурчал в ответ что-то неразборчивое и указал на место, куда им следовало припарковаться.

– Ладно, всё будет хорошо, – напутствовал его в спину Серёга, въезжая на широкий двор бывшей продуктовой базы. Вторая машина осталась снаружи, чтобы присматривать за воротами, а ещё одна, как точно знал Андрей, сейчас пряталась в кустах неподалёку от въезда в посёлок.

«Хватит с меня чувства беззащитности. Наигрались».

Побитые мизинцы отозвались тупой болью, когда он вышел из вездехода. Надо же, а за время поездки ему стало казаться, что всё уже прошло.

«Ладно, потерпим. Главное, не хромать слишком сильно. Ни к чему возбуждать в Вове лишнее любопытство».

На крыльце возле заднего входа на склад покуривала сигарету крепкая женщина в том неопределённом возрасте, когда она сама при взгляде в зеркало уверена, что ей «чуть-чуть за тридцать», а всем остальным очевидно – пятый десяток уже не за горами. При виде Серёгиных габаритов женщина слегка вздрогнула и хищно прищурилась.

– Привет, мальчики!

– Здорово, Катюха! Что там у вашего хозяина за праздник?

– А, не знаю! – беззаботно отозвалась та, картинно отводя в сторону сигарету, зажатую между двумя пальцами, и не сводя с Новикова загадочно блестящих глаз. – Я чужими проблемами не интересуюсь. Мне удовольствия интересней.

– А, ну-ну, – Серёга бесцеремонно проигнорировал прозрачные намёки и деловито протопал к двери. Андрей шёл следом, благодаря бога за то, что побаливающие мизинцы не дают ему заржать в голос. Всё-таки его помощник иногда мог совершенно искренне вести себя, как бесчувственная скотина.

Когда железная дверь открылась, Вовины вопли прямо-таки резанули по ушам. Внутри, в закрытом от основного склада помещении, тот истерично орал на двух женщин, густо замешивая обычные обидные определения неполноценности женского пола со скучной, банальной матерщиной. Одна из Вовиных работниц, молодая девица с тонкими соломенными волосами и бесцветными чертами лица, стояла, втянув голову в плечи, и увлечённо разглядывала пол у себя под ногами, не иначе готовясь позднее нарисовать его во всех подробностях по памяти. Другая, явно старше и здоровей, наоборот – пристально смотрела на брызгающего слюной хозяина и, похоже, просто ждала момента, когда тот заткнётся, чтобы сказать всё, что она о нём думает. По крайней мере, боевой румянец, разгоравшийся на её скуластом финском лице, не оставлял места для сомнения в твёрдом боевом духе.

Появление Новикова и Смирнова оборвало Вовину тираду на полуслове. Всё ещё бешено дыша, он резко обернулся в сторону открывшейся двери, и начал было уже:

– Это кого, твою мать… – но вовремя опознал Серёгину фигуру: – А, это ты. Чего опять припёрся-то?

– Не понял, – изобразил искреннее удивление Новиков. – Вова, ты говоришь обидные вещи. Разве так принято встречать постоянных покупателей?

Поп отлично понимал, что ведёт себя неправильно, но невозможность на глазах подчинённых сразу переключиться с гнева на любезность мешала быстро сменить пластинку.

– Как могу, так и встречаю, – пробурчал он. – Тоже мне – постоянные клиенты. То месяц нос не кажут, то за неделю третий раз являются. А я, значит, гадай, когда они соизволят нагрянуть, запас мёртвым грузом держи…

Тут Вова осёкся и заткнулся окончательно, заметив вышедшего из-за широкой Серёгиной спины Андрея.

– Привет, Володя.

– Здорово, здорово, – уже беззлобно, но всё ещё сварливо.

– Ты чего это свирепствуешь с утра пораньше?

– Да вот эти, две… Дуры…

– Володя, прекрати. Мне нет никакого дела до твоих внутренних разборок, и кто там у тебя в чём провинился. Мне не нравится, когда ты с порога грубишь моим людям.

Распахнулась одна из дверей, ведущих вглубь здания. В комнату заглянула стройная, но широкобёдрая женщина с крашенными в тёмно-рыжий цвет волосами, собранными в пучок на затылке. Бегло осмотрела присутствующих насмешливыми голубыми глазами и приветливо закивала Андрею и Новикову.

– Привет, ребята! Володя, ты с девочками уже закончил? Отпусти их, открываться пора.

Вова выдавил из себя нехотя.

– Хватит с них на сегодня. Пусть проваливают.

Женщина энергично замахала от двери рукой: «Пошли, пошли!». Та, работница, что покрепче и постарше, качнулась было, чтобы произнести хозяину свою отповедь, но в последний момент передумала, схватила за руку молодую подругу и потащила из комнаты прочь. Женщина перехватила их у двери, приобняла девушку за плечи, начала нашёптывать на ходу. Скуластая с другой стороны забормотала в ответ что-то вполголоса, но с явными негодующими интонациями. Что именно, расслышать не удалось, поскольку дверь тут же закрылась. В результате Вова, которому очень хотелось крикнуть вдогонку всем троим что-нибудь грубое и обидное, сделать это не успел и только раздражённо махнул рукой.