Единственное желание. Книга 2 - Надежда Черпинская

соратник владетеля, его друг и правая рука.

Подле него стояла Келэйя, новая хозяйка Эруарда. Бледная, осунувшаяся. Она слегка покачивалась на ветру, но Шеали держал её за руку крепко, не давая упасть. Бескровное лицо, словно высеченное из камня, в потухших глазах больше нет слёз.

Бедная девочка старалась держаться прямо, и, наверное, мало кто из собравшихся здесь в этот ранний час – а собрался проводить милорда Ратура в последний путь без преувеличения весь замок, и даже некоторые крестьяне с дальних хуторов явились – понимал, каких сил ей стоило это отрешённое мужество.

Кайл понимал. Чувствовал её боль, как эхо своей собственной. Задыхался от невозможности помочь, утешить, разделить это горе на двоих. Хотя бы коснуться сейчас её руки, сжать тонкие замёрзшие пальчики, согреть в своих ладонях…

А потом обнять и позволить долго-долго плакать на своём плече, пока вместе с солёными слезами не выльется вся эта безмолвная горечь, безнадёжная, гибельная, превратившая в серую тень эту солнечную жизнерадостную юную девочку.

– Уходи! Тебе не место здесь, – голос прозвучал так чуждо и холодно, что Кайл даже не понял сначала, что он принадлежал его Кее.

Это были её первые слова, обращённые к полукровке с тех пор, как он вернулся домой с той проклятой охоты. Ни одного слова за три дня!

И каждый раз, сталкиваясь с ним взглядом, Келэйя отворачивалась или выходила прочь из комнаты.

А он так много хотел ей сказать! Нет, не оправдать себя. Ведь он дал слово отцу и не мог его нарушить.

Хоть, знай Ратур, чем обернётся это обещание, он никогда бы не просил Кайла о такой жертве!

Просто сейчас, когда весь их мир рухнул в одночасье, он как никогда хотел быть с Кеей рядом, быть одним единым целым. Но её первые слова отняли последнюю надежду на то, что всё ещё возможно спасти, раздавили её, как давят безжалостно копыта лошади хрупкий цветок, неосторожно выросший на дороге.

– Кея, я ведь… – тихо начал юноша.

– Как ты посмел явиться сюда? – голос ледянее беснующейся пурги.

Кайл хотел добавить что-то ещё, но из-за плеча Келэйи высунулась физиономия Шеали, тот даже не пытался скрыть глумливой ухмылки, и полукровка прикусил язык.

Он уже готов был снова развернуться и уйти, хоть сделать это было невыносимо тяжело. Проще сейчас взойти на этот помост и сгореть в погребальном огне заживо, чем уйти с похорон собственного отца.

– Девочка, да разве так можно?! – подскочившая к ним Шэрми жалостно всхлипнула и укоризненно покачала головой. – Не чужой же он ему! Светлые Небеса, как можно у погребального костра ссоры затевать?

– Если бы не он, этого погребального костра вообще бы не было!

Отворачиваясь, дабы уйти, Кайл подумал, что за всю свою жизнь он не слышал слов более жестоких, чем эти.

Но тут его удержал за плечо Талвар.

– Миледи, отец ваш завещал мне вам помогать, – тихо начал старый рыцарь, – и не только делом, но и советом, когда надо. Так вот первый мой совет – никогда не рубите сгоряча! Пожалеете, да поздно будет…

Кея вскинула подбородок, пристально глядя в тёмные мудрые глаза, наконец, кивнула слегка:

– Хорошо, пусть остаётся.

И снова отвернулась, прижимаясь плечом к мужу, и больше ни разу не взглянув в сторону Кайла.

Талвар встал у изголовья погребального помоста, поднял обе руки вверх, сжимая трепещущий на ветру факел.

– Сегодня мы пришли почтить память нашего владетеля, милорда Ратура ар Эрамира, хозяина Эруарда, земли, что была домом для него и для всех нас. Он любил этот суровый край, хранил и защищал его, не жалея себя. Он был не просто нашим господином, но другом, и наставником, и заступником. Храбрый воин, справедливый судья. Он никогда не бросал в беде своих людей, и нас учил тому же. Так и голову сложил, спасая других, а не себя. Он служил истине и чести, и никогда не позволял себе делать что-то противное его совести. И мы обязаны хранить его заветы. Жить по закону сердца, быть верными своему слову, не сеять вражду, но помогать друг другу, словно одна семья. Это будет лучшая дань уважения нашему милорду. Пусть за Гранью Мира он не ведает печали! Пусть знает, что те, кто остался здесь, помнят его и живут так, как он учил нас! Да пребудет дух его в благодати!

Талвар опустил факел, поджигая мгновенно занявшиеся дрова, обошёл помост.

– Да пребудет дух его в благодати! – тихо-тихо прошептала Келэйя, и вспыхнула ещё одна вязанка дров.

– Да пребудет дух его в благодати! – пересохшими губами произнёс Кайл, и Талвар запалил третью связку хвороста.

– Да пребудет дух его в благодати! – Шэрми молитвенно запрокинула лицо к небу и разрыдалась горько и отчаянно.

– Да пребудет дух его в благодати! – прокатилось над толпой, собравшейся на погосте.

И погребальный костёр, бешено взвился вверх, потянулся чёрным дымом к свинцовым тучам, раздуваемый неистовым ветром, гулявшим по побережью.

***

Кайл так закостенел на ледяном ветру, что уже почти не чувствовал собственного тела. Может, это и к лучшему, студёный вихрь вымораживал все ощущения, и чудилось, что боль отпускает, улетая вместе с тёмными клочками дыма от погасшего костра.

Всё сгорело. Прах и пепел – вот всё, что осталось от отца, всё, что осталось от прежних счастливых дней.

Теперь Талвар должен закончить церемонию…

И тогда не останется вовсе ничего!

Ещё неостывший толком пепел старый рыцарь сгрёб в большую ритуальную чашу, опустившись на колени у неглубокой узкой ямки, вырытой в промёрзлой земле, высыпал туда три полных пригоршни:

– Земля, прими его плоть!

Талвар поднялся, приблизился к самой кромке утёса, и ещё три пригоршни бросил вниз, в бушующий прибой.

– Воды, возьмите его память!

Новые три пригоршни праха, смешиваясь с хлопьями снега, разлетелись над морской гладью, уносимые прочь разыгравшейся зимней вьюгой.

– Ветер, сопроводи его душу над Вечно Спящими Водами, за край неба, за край моря, за Грань Мира! Да будут открыты ему Светлые Небеса, да согреет Великий Небесный его светом жизни, да хранит его Мать Мира в своих ладонях до часа Великого Возрождения!

Талвар вернулся к могиле, высыпал туда всё, что ещё оставалось в чаше. Вместе с Кайлом и Шеали, они накрыли захоронение тяжёлым белёсым камнем, отшлифованным ветрами и дождями, с высеченным на нём именем усопшего владетеля Эруарда.

– Да пребудет дух твой в благодати! – трижды повторил