Пушкин и его современники - Юрий Тынянов

* И. Медведева. П. Л. Яковлев и его альбом, "Звенья", 1936, т. VI, стр. 128.

Нарисован портрет в альбоме А. Е. Измайлова, председателя Вольного общества любителей словесности, наук и художеств, членом которого Кюхельбекер был, и редактора журнала "Благонамеренный", в котором он печатался. Этот шарж - живой отклик интереса и толков о путешествии Кюхельбекера в петербургской литературе. Любопытна и подпись: "Г. Кугельбекер". Написана она (вероятно, тем же П. Яковлевым или, может быть, самим хозяином альбома, А. Е. Измайловым) с несомненной подделкой под характерный почерк самого Кюхельбекера. Соль шутки ясна. Мирный "хлебопекарь" (в шуточном переводе Ермолова, возможно, той же или, во всяком случае, немногим более поздней даты, что и подпись) превратился в воинствующего пекаря пуль и ядер (ср.: Kugelgiesser - отливщик пуль, ядер). Слава о парижских выступлениях Кюхельбекера и о его высылке явно занимала художника и автора подписи.

Отметим ценность этого портрета и самого по себе - это единственный портрет поэта во весь рост и вообще одно из немногих его изображений.

Больше всех и лучше всех знали о путешествии Кюхельбекера двое: Пушкин и Грибоедов. Пушкин - от общего приятеля, В. Туманского, свидетеля жизни Кюхельбекера в Париже, спутника его возвратного путешествия, который сразу же после того поехал в Одессу, где жил Пушкин; Грибоедов же - от самого Кюхельбекера.

Несомненно, для чернового, первоначального наброска фигуры Ленского личность Кюхельбекера дала важные материалы, но, прибавим, именно Кюхельбекера времени путешествия; самое путешествие также вошло в этот набросок как грунт - притом чертами, которые, может быть, ранее не были столь ясны Пушкину.

Крикун, мятежник и поэт

Он из Германии свободной

Привез учености плоды

(или: "Привез ученость и труды", ср. "Путешествия", на которые Кюхельбекер надеялся как на основу своего литературного и материального положения). Ср. также черновые варианты:

Вольнолюбивые мечты

[Неосторожные мечты;

Немного вольные мечты]

Дух пылкий прямо благородный

Несправедливость, угнетенье робость, клевета

И жажда мщенья

Любовь и месть кипели в нем

И к людям пылкая любовь

И к ближним пылкая любовь

Рождали в нем негодованье ненависть и мщенье

Он лирой странствовал на свете

Под небом Шиллера и Гете

Их поэтическим огнем

Душа воспламенилась в нем

Все дочек прочили своих

За полу-русского соседа. 14

Вопрос о дружбе с Кюхельбекером, которую тогда временно осложнили литературные разногласия, волновал Пушкина. Недаром как раз в это время в письме к Кюхельбекеру Туманского с припискою Пушкина 15 Туманский укоризненно цитирует XIII строфу II главы:

Так люди (первый каюсь я)

От делать нечего- друзья.

К тому же времени относится крайне любопытное прозвище, данное Кюхельбекеру Пушкиным: "Что журнал Анахарсиса-Клоца-Кю[хельбекера]?" (письмо Пушкина Вяземскому от 20 декабря 1823 г. из Одессы). И через полтора года, уже из Михайловского, он опять вспоминает Анахарсиса Клоца: "Надеюсь, что Дель[виг] и Бар[атынский] привезут мне и Анахарсиса Клоца, который, верно, сердится на меня, что мне не понутру резвоскачущая кровь Грибоедова] ". 16

На этом замечательном прозвище стоит слегка остановиться. Прежде всего, естественно предположить, что оно возникло не сразу. Первый образ был, вероятно, просто Анахарсис. Герой знаменитого "Путешествия" Бартелеми, молодой скиф, путешествующий по Греции, дружащий с Солоном, приобщающийся к эллинской культуре, был у Пушкина общим образом русского путешественника по Западу. В 1830 г. он писал в послании "К вельможе", воображая встречи Юсупова с Дидро:

...И скромно ты внимал

За чашей медленной афею иль деисту,

Как любопытный скиф афинскому софисту.

В 1823 г., естественно, было применить образ молодого скифа к Кюхельбекеру в Париже, хотя бы к его встречам с Бенжаменом Констаном, о которых, конечно, рассказывал Пушкину Туманский. *

* Любопытно, что в заметке "О цензуре* (1833) он говорит о софизмах Констана.

А затем уже, ассоциативно, это имя, вероятно, вызвало имя Анахарсиса Клоца, - и в этом имени, конечно, сгустились все рассказы Туманского о пребывании Кюхельбекера в Париже и о его выступлении в "Athйnйe Royal". Французский революционер, немец по происхождению, о котором Флобер составил законченное представление как об историческом чудаке и фантасте (см. письмо к г-же де Женетт от 1 марта 1878 г.), - это не только шутливое прозвище Кюхельбекера, но и художественный образ.

С Грибоедовым Кюхельбекер встретился как единомышленник - между ними оказалось полное единство взглядов: тот же патриотизм, то же сознание мелочности лирической поэзии, не соответствующей великим задачам, наконец, интерес к драме. Кюхельбекер присутствует при самом создании "Горя от ума" (декабрь 1821 г. - май 1822 г.). Грибоедов читает ему в Тифлисе только что написанные два акта комедии; позднее он присутствует в Москве (и деревне Бегичева) при завершительной работе над комедией.

Грибоедов становится другом и доверенным всех замыслов Кюхельбекера. Нет сомнений, что Кюхельбекер подробно рассказывал ему о путешествии, и не только о беседах с Гёте и Бенжаменом Констаном; Грибоедову были, вероятно, интересны и разговоры Кюхельбекера с ориенталистом Ланглесом, которого он хорошо знал по изданию "Путешествия" Шардена, с драматургом Жуй и рассказы об игре m-lle Маре, учительницы А. М. Колосовой, да и вообще обо всей театральной жизни Парижа, как и о западных музыкальных впечатлениях (дирижерство Спонтини, игра Мендельсона).

Личность Кюхельбекера, вернувшегося из чужих краев и никак не могущего устроиться на родине, сразу же остро столкнувшегося с обществом, полувынужденный отъезд на Кавказ; столкновение и дуэль на Кавказе с одним из чиновников Ермолова; даже самая версия о безумии, "болезненных припадках", которая вошла в официальный акт об его отставке, - все это было ценными материалами при создании образа вернувшегося из чужих краев Чацкого и деталей "Горя от ума".

В московском свете Кюхельбекер, после Европы и Тифлиса, возбудил подлинный шум. Князь Сергей Голицын, близкий к генерал-губернатору Москвы, собирался хлопотать о нем; граф Вл. Гр. Орлов публично несколько раз выдавал его за близкого родственника; его свойственник Петр Львович Давыдов объявил себя другом Кюхельбекера. (В это время Кюхельбекер ходил пешком, не имея возможности нанимать извозчиков, и давал частные уроки.)

В "Горе от ума", в 21-м явлении третьего действия, Хлёстова говорит с княгиней:

Хлёcтова И впрямь с ума сойдешь от этих, от одних От пансионов, школ, лицеев, как бишь их, Да от Ланкарточных взаимных обучений.

Княгиня Нет, в Петербурге институт