Великая Охота - Роберт Джордан

С одним Стражем, тоже в возрасте, который оставался с ними, они вели тихую жизнь, по-прежнему намереваясь написать историю мира после Разлома и включить в нее все сведения, которые удастся найти, о том, что было ранее. Когда-нибудь. А тем временем так много сведений требовалось собрать, так много загадок надо разрешить. В этом доме Морейн обязательно отыщет нужную ей информацию. Если не допускать того, что этих сведений тут просто нет.

Ее глаз уловил движение, и Морейн повернулась. Опираясь на камин из желтого кирпича, стоял Лан, невозмутимый, как валун.

— Лан, ты помнишь, как мы впервые встретились?

Она внимательно наблюдала, стараясь не упустить ничего, — иначе не увидела бы, как быстро дернулась у него бровь. Нечасто ей удавалось застать его врасплох. Этой темы ни один из них не касался; как она помнила, почти двадцать лет назад она заявила ему — со всей непреклонной гордыней той, кто останется всегда молодой, чтобы называться молодой, — что никогда не заговорит больше об этом, и ожидала того же молчания от него.

— Я помню, — все, что он сказал.

— И по-прежнему никаких извинений? Ты же бросил меня в пруд. — Она не улыбнулась, хотя сейчас и могла почувствовать юмор той ситуации. — Я промокла до нитки, а ту погоду вы, Порубежники, называете весной. Тогда я замерзла почти до костей.

— И я припоминаю, что развел костер и развесил одеяла, чтобы ты согрелась в уединении. — Он поворошил горящие поленья и повесил кочергу обратно на крюк. В Пограничных Землях даже летние ночи холодны. — Я также помню, что той ночью ты выплеснула на меня, спящего, половину того пруда. Нам обоим тогда пришлось бы меньше дрожать от холода, если б ты прямо сказала, что ты — Айз Седай, а не взялась бы это демонстрировать. Не стала бы пытаться разлучить меня с моим мечом. Не лучший способ знакомства с воином в Пограничье, даже для молодой женщины.

— Я была молодой и одна, а ты был такой же большой, как и теперь, а твоя неистовость — ничем не скрытой. Я не хотела, чтобы ты знал, что я — Айз Седай. В то время мне казалось, что ты ответишь на мои вопросы более свободно, если останешься в неведении. — Она помолчала недолго, годы, минувшие с той встречи, пронеслись перед ее мысленным взором. Хорошо оказалось найти товарища, разделившего с нею все нелегкие труды и тяготы. — В последующие недели ты не думал, что я попрошу тебя соединиться со мною узами? Для себя-то я в первый же день решила, что ты — именно тот, кто нужен.

— И не предполагал, — сухо сказал он. — Я был слишком занят — меня не оставляла в покое мысль, сумею ли я сопроводить тебя в Чачин и уберечь в целости шкуру. На каждую ночь ты припасала для меня всякие сюрпризы. Тех муравьев я надолго запомнил. По-моему, за ту поездку я и одной ночи как следует не выспался.

Она позволила себе легко улыбнуться, вспоминая.

— Я была молодой, — повторила она. — А все эти годы твои узы неужели тебя не раздражают? Такой мужчина, как ты, не станет безропотно ходить на поводке, пусть даже он такой легкий и незаметный, как мой.

Замечание было до обиды язвительным; она знала, что таким оно и будет.

— Нет. — Голос его был ровен, но он опять взял кочергу и яростно поворошил в пламени, чего вовсе не требовалось. По дымоходу смерчем взвился каскад искр. — Я выбрал по доброй воле, зная, что это повлечет за собой. — Железный прут загремел о крюк, и он сухо поклонился. — Честь служить вам, Морейн Айз Седай. Так было, и так будет всегда.

Морейн фыркнула:

— В твоей смиренности, Лан Гайдин, всегда больше высокомерия, чем у королей, за спиною у которых грозные армии. С того самого первого дня, как я встретила тебя, так и было.

— К чему все эти разговоры о прошлом, Морейн?

В сотый раз — или так ей показалось — она взвесила слова, которые собиралась сказать.

— Прежде чем мы покинули Тар Валон, я оставила распоряжения: если со мной что случится, твои узы передадут другой. — Безмолвно он смотрел на нее. — Когда ты почувствуешь мою смерть, ты обнаружишь, что вынужден немедленно разыскать мою преемницу. Не хочу, чтобы для тебя это стало неожиданностью.

— Вынужден, — тихо, едва слышно произнес он с гневом. — Никогда прежде ты не использовала мои узы, чтобы к чему-то меня вынуждать. Я-то думал, ты к этому относишься неодобрительно.

— Оставь я это дело неулаженным, по моей смерти ты мог бы освободиться от уз и тебя не удержал бы и самый сильный мой приказ. Я не позволю тебе погибнуть в бессмысленной попытке отомстить за меня. И я не позволю тебе вернуться к твоей, в равной степени лишенной смысла и пользы, собственной войне в Запустении. Война, в которой мы сражаемся, — та же война, если ты мог бы так на нее взглянуть, и я позабочусь, чтобы ты сражался в ней не напрасно. Не будет ни мести, ни гибели в Запустении.

— И ты предвидишь свою скорую смерть? — Голос его был негромок, лицо не выражало ничего, оба схожи со скалой в бушующем зимнем буране. Подобную манеру держать себя она видела не единожды, обычно — когда он бывал на грани ярости. — Ты что-то задумала, какой-то план, в котором мне нет места, и поэтому видишь себя мертвой?

— Я вдруг обрадовалась, что в этой комнате нет пруда, — проворчала она, затем вскинула руки, когда он подобрался, обиженный ее легкомысленным тоном. — Я вижу свою смерть каждодневно, как и ты. Как же иначе, раз выполняем все эти годы такую задачу? Теперь, когда назрел перелом, я должна помнить, что она даже еще более вероятна.

Какое-то время он рассматривал свои ладони, крупные и широкие.

— Я никогда не думал, — медленно произнес он, — что может случиться так, что из нас двоих первым умру не я. Как-то, даже в самых худших ситуациях, такой исход всегда казался… — Внезапно он сомкнул ладони и энергично растер их. — Если существует вероятность того, что меня отдадут как комнатную собачонку, то я не прочь хотя бы узнать, кому меня отдадут.

— Никогда не считала тебя домашней собачонкой, — резко отозвалась Морейн, — как не считает и Мирелле.

— Мирелле. — Он поморщился. — Да, это должна быть одна из Зеленых или какой-нибудь сущий ребенок, только-только ставшая полноправной сестрой.

— Если Мирелле умудряется держать в узде троих своих Гайдинов, может, она и с тобой справится. Хотя ей ты по нраву и она не прочь оставить тебя при себе, она обещала передать твои узы другой, когда подыщет тебе ту, кто подходит тебе лучше.

— Ну вот! Не песик, так посылка. Мирелле, значит… опекун! Морейн, даже Зеленые так со своими Стражами не обращаются. За четыре сотни лет ни одна Айз Седай не передавала узы своего Стража другой, а ты вознамерилась сделать это со мной, и не один раз, а дважды!

— Все решено, и переделывать я не стану.

— Ослепи меня Свет, если я пойду по рукам, имеешь ли ты хоть какое-то представление, в чьих руках я в итоге окажусь?

— То, что я делаю, — для твоего же блага, и, может, к тому же и для блага других. А если Мирелле найдет сущего ребенка, только-только ставшего полноправной сестрой, — разве не ты так сказал? — которому нужен Страж, закаленный в битвах и умудренный в обычаях мира? Сущего ребенка, девчонку, которой, вероятно, нужно, чтобы кто-нибудь швырнул ее в пруд? Ты многое можешь дать, Лан, и стоит ли, чтобы все это кануло втуне в безвестную могилу или досталось воронам, когда бы могло послужить женщине, которая в этом нуждается? А то иначе все обернется куда худшим, чем грех, о котором злословят Белоплащники. Да, я убеждена, ты будешь ей очень нужен.