Фёдор Абрамов - Олег Трушин

Роман «Дом» – честный вызов Фёдора Абрамова 1970-м годам.

Роман-размышление, роман-предостережение, роман о прошлом и настоящем, о духовной силе и внутреннем убеждении, о добре и зле, о русской деревне и её нравственных корнях. В своём роде духовно собирательное произведение, нацеленное в своём содержании на поиск истины. Лейтмотив образа «дом» в романе ярок. Для самого Фёдора Абрамова это понятие настолько многогранно, что нельзя ухватить все грани этого понятия разом, как нельзя обозреть необозримое. Единство, спокойствие, гармония, подвижничество, крепкая семья, созидательный труд, природа… Дом для человека – не мираж! Его можно построить, если жить в гармонии с собой, следовать библейским заповедям… Дом в душе человека, дом в его помыслах и дом в материальном смысле как объект семейного очага. Так вот для Абрамова эта многослойность понятия «дом» сплетена воедино и неразделима. Внутреннее содержание романа – это как поиск автором самого себя, собственного мироощущения, так и отношениему. Не исключено, что абрамовское открытое письмо 1979 года землякам созрело именно под влиянием написания романа «Дом».

«“Дом” написан кровью большого сердца, израненного болью за человека труда и интересы общего дела, – скажет о романе В. Алексеев из Кишинёва в своём письме Абрамову от 12 января 1981 года. – Всё в нём точно так, как в жизни, в том числе описание кладбища: действительно, на кладбище с полной контрастностью (“грубо, зримо”, овеществлено) выявляется образовавшееся в нашей стране социальное неравенство».

С романом «Дом» закончилась пекашинская эпопея. А читатели, не скрывая своего восторга от тетралогии, не хотели расставаться с Пекашином и его обитателями – ждали продолжения. К примеру, читатель Николай Акимович Смирнов, очень желавший, чтобы пекашинская сага не замерла на романе «Дом», прямо спрашивал в письме Абрамову: «Если да, то в каком журнале последующая 5-я книга будет напечатана?»

Что же, желание Николая Акимовича понять можно!

И если говорить о произведениях Фёдора Абрамова, доступных читателю в год написания «Дома», то нельзя не отметить статью-очерк «Пашня живая и мёртвая», опубликованную в журнале «Москва» (№ 8), написанную в соавторстве с Антонином Чистяковым и являющуюся в своём роде творческим отчётом после поездки по Новгородчине.

Сразу же после опубликования статья привлекла к себе пристальное читательское внимание. Уже через год она была перепечатана в сборнике очерково-публицистической прозы «Шаги». Александр Рубашкин в письме Фёдору Абрамову от 26 октября 1978 года так отзовётся о ней: «“Пашня живая и мёртвая” – это может быть посильнее и страшнее, чем “Вокруг да около”». И в этом определении статьи есть своя правда.

Этот очерк не только о вырождении земли-кормилицы, но и об умирающих деревнях, о нехватке рабочих рук на селе, об административно-чиновничьем засилье и произволе… «Вековая крестьянская изба уходит в историю. Исчезают дальние деревеньки. Это естественный процесс. Но кто должен заботиться, чтобы вместе с деревнями не исчезли и пашни?» – будет пророчески сказано в очерке о русской деревне. Для самого же Абрамова статья «Пашня живая и мёртвая», предшествующая открытому письму землякам, станет в своём роде своеобразным реквиемом по пекашинским «Братьям и сёстрам» и, конечно же, роману «Дом».

Чуть позже, в апрельском номере 1979 года, журнал «Нева» опубликует ещё одну статью Фёдора Абрамова совместно с Антонином Чистяковым, ставшую как бы продолжением острого разговора о судьбе русской деревни. Она будет называться «От этих весей Русь пошла…». Как и «Пашня живая и мёртвая», она получит большой читательский отклик и с волнением, и, что самое главное, по-доброму, с пониманием будет принята критикой. Обе эти статьи, наполненные глубоким внутренним осмыслением происходящего в стране, в сельском хозяйстве, тревогой за судьбу деревни, так же как и роман «Дом», станут чистым родником правды, выплеснувшимся землякам в тревожном письме.

1978 год стал для Фёдора Абрамова «не крепким» на здоровье. В январе он слёг с сильным воспалением лёгких. По-видимому, сказалась не столько простуда, сколько чрезмерная усталость, донельзя ослабившая организм.

Несколькими месяцами ранее, в ноябре 1977-го, доктора уже забьют тревогу, усмотрев в рентгеновских снимках Абрамова подозрение на лёгочное воспаление. Но тогда отыскать Фёдора Александровича оказалось крайне сложно. Даже на почтовую открытку из поликлиники, где был указан срочный вызов к врачу, он отреагировал лишь спустя несколько дней и… сразу был госпитализирован в специализированную больницу облздравотдела.

Фёдор Абрамов и Вениамин Каверин. Москва. 1976 г. Фото А. В. Карзанова

Чингиз Айтматов, Мариэтта Шагинян и Фёдор Абрамов в кулуарах VII съезда писателей СССР. Москва, Большой Кремлёвский дворец. 4 июля 1981 г. Фото Н. Г. Кочнева

Вообще в 1978 году Фёдор Абрамов перенесёт пневмонию дважды.

В конце июня, сразу по прибытии в Верколу, его, с двухсторонним воспалением лёгких, заберёт санитарный вертолёт. Тогда он с большим трудом согласится на госпитализацию в больницу Архангельска.

Но в Верколу в этот год, едва окрепнув, он всё равно вернётся – в августе, всего на две недели, но в самую грибную пору, когда над Пинегой начинают вязать плотное покрывало зябкие осенние туманы, а на лугах, умывающихся под млеющими лучами прохладой солнца, подолгу не отступают холодные ночные росы.

В это лето, ещё до конца не веря в то, что «Дом» скоро опубликуют, его мысли уже теребили, перебирали в душе листы «Чистой книги», в которой не было ещё ни строки написано набело, но уже выверенной в изголодавшемся по ней сознании. И его вновь потянет к себе Сура – родина Иоанна Кронштадтского, куда он отправится на несколько дней в это короткое августовское возвращение на родину.

И всё же в этот год Фёдор Абрамов успел совершить несколько больших поездок по стране, среди которых будут наиболее значимыми и запоминающимися творческая командировка на Алтай (Абрамов тогда доберётся по Чуйскому тракту до самой монгольской границы) и командировка в Армению на празднование 150-летнего юбилея вхождения Армении в состав России, где ему даже удастся выступить перед студентами-филологами Ереванского университета.

По какому принципу проводился отбор командирующихся писателей в Армению – неизвестно, но так или иначе первоначально Фёдор Абрамов в списки не попал. На его включении в состав делегации настояла Мариэтта Сергеевна Шагинян, узнав, что автора «Братьев и сестёр» в этом вопросе обошли вниманием.

Мариэтте Шагинян – поэтессе, чьи книги издавались и переиздавались многотысячными тиражами ещё при царском режиме, члену-корреспонденту Академии наук Армянской ССР, при всём при том ещё имевшей Звезду Героя Социалистического Труда, – было не занимать настойчивости и упорства даже в свои девяносто – юбилей был как раз в этом году. При таких обстоятельствах отказать старейшему литератору, тем более армянину по крови, организаторы делегации просто не могли.

Но и находясь в Армении, Абрамов не был свободен от цензорского