Коротко обо всём. Сборник коротких рассказов - Валентин Валерьевич Пампура

мне удались другие не очень. Но все это было не то по сравнению с тем, что мне рассказывал мой маленький друг.

Я сидел на берегу залива. Смотрел на гребни волн. Вдыхал свежий морской ветер. И думал где сейчас мой маленький друг? Что он делает. О чем мечтает?

Огромная серая чайка пронеслась надо мной и, ворвавшись в поток ветра, замерла на месте, покачивая крыльями над изуродованными клочьями пены. Ветер давил на неё, но она сопротивлялась, разрезая его крыльями подрагивая от напряжения. Ещё чуть? чуть и ветер сорвёт её с места и с размаху ударит о берег, но она, обогнув поток, соскользнула с него как сёрфингист с волны и ушла к берегу.

— Здорово. — Он, стоял за моей спиной, провожая глазами чайку. — Ты сможешь описать это?

— Полет чайки?

— Да

— Его уже описали до меня. И мне добавить к этому уже нечего.

— Тогда опиши сопротивление ветра, и эту борьбу с ним. Зачем она ей ведь можно жить спокойной, тихой жизнью. Заботясь только о своих нуждах. В тени деревьев, размеренно, и тихо прожить долгую и счастливую жизнь.

— Да. — Согласился я. — И по видимо это и есть счастье, Простое человеческое счастье. Разве не так.

— Так, но почему ты тогда здесь? Почему ты не у себя за столом? Почему ты не пишешь свои рассказы? А здесь на берегу, обдуваемый ветром, зовёшь меня?

— Наверно потому что там без тебя, мои рассказы превращаются во что-то размеренное, и обыденное. Что можно читать только для того, что бы заснуть. Твои истории, они порой не понятны, противоречивы, но в них есть, что-то, что напоминает этот ветер. Его порыв, его свежесть, силу. В них есть все то, что пробуждает во мне какие то новые чувства. Заставляет взглянуть на мир по-другому. То, что может быть, не укладывается в строго выверенную и правильную систему, но побуждает к действию порой безрассудному, но прекрасному. То ради чего я готов бросить размеренную жизнь и … — он не дал мне договорить.

— И скользить на потоках ветра рискуя разбиться.

— Да. — Согласился я.

— И осознавать, что ты жив, только чувствуя как ветер, ласкает твои крылья. Поднимая все выше и выше. Над обыденностью, открывая все новые и новые горизонты.

— Да. — Снова я с ним согласился.

— Я думаю это и есть самое подлинное счастье.

Ограниченность

Маленькие, жёлтые песчинки, просачиваясь сквозь пальцы, стекали тонкими струйками с ладони. Ветер подхватывал их, и нёс дальше. Рассыпая по дороге, и образуя волнообразные барханы, похожие, на застывшее море.

Я нашёл его, за старым смоляным баркасом. Сверкающем на солнечных лучах, с изогнутым, чёрным килем.

— Знаешь, когда я смотрю, как сыпется песок, я вижу, как идёт время. Я как будто держу его в руках. Но оно все равно неумолимо бежит. И вот уже моя ладонь пуста.

Но ты можешь задержать песок и время остановиться — Он рассмеялся.

— Нет, время нельзя остановить. Даже если я соберу весь песок с этого пляжа в мешки. Видишь ли, время очень подвижно. Ему не свойственен покой. Оно никогда не нарушает своего ритма. Оно любит точность. Потому нему можно сверять часы. Что собственно люди и делают. Все что вокруг нас, внутри нас, все подчинено времени. Вот смотри — Он набрал в ладонь песка. — Полная горсть, а сейчас. — Его пальцы разошлись, и песок тонкими нитями потянулся к земле. Ещё несколько мгновений и ладонь опустела. — Ладонь пуста. Что произошло?

— Ну, ты набрал песок, а потом его выпустил.

— Да. Время очень последовательно. Оно никогда не идёт в обратном направлении. Каждое событие, вытекает из другого, и ни как по другому. Это его отличительная особенность. Время оно как отрезок в безграничном пространстве. Который пытается измерить вечность. Заключить её в своих пределах. Не понимая, что является всего лишь песчинкой там, где нет ни начала не конца. Поэтому иногда оно мне кажется смешным.

А ведь так и люди. Они считают, что являются центром вселенной. Они пытаются все измерить своим рассудком. Подвести под свои понятия, то, что гораздо больше, чем они сами. Заключая в формулу, вселенную они думают, что познают её. А на самом деле они просто бегут от неё. Запираясь в своём маленьком мире. Который создаёт, ограниченность их же рассудка.

Так спокойнее

Большая, жёлтая рыба, вынырнула из темной глубины, и тихо поплыла, разрезая плавником чёрную ночь. Она была круглая как луна, что плывёт, не касаясь темной воды. Она была погружена в мысли. Нельзя было понять, о чём она думала. Да и сама она не понимала о чём. Потому что мысли её были так глубоко, что разглядеть их было не возможно. Она плыла в полной темноте, с закрытыми глазами. Казалось, что она спит. И ни, что не беспокоит её.

Так было до тех пор, пока, что-то не коснулось её. Она вздрогнула, и открыла глаза. Маленький, светящийся рачок, кружился перед ней. Он был настолько маленький, что она никогда бы не обратила на него внимания. Если бы не круг света, которым он был окружён. Свет был настолько ярким, что казалось тьма, расступалась вокруг него. Рыба смотрела на него, и мысли отчётливо проступали в её голове. Они были настолько осязаемы, что казалось их можно коснуться плавником. — Удивительно. — Думала она. — Вот какой маленький и такой яркий. А зачем? Вот вопрос. — И она с удивлением посмотрела на него. А он продолжал кружиться перед ней, и свет его разгорался все ярче и ярче. — Ты смотри. — Подумала она, и новая мысль проступила из темноты перед ней. — А ведь он разгорается как ночная звезда. Того и гляди перегорит. Надо бы ему об этом сказать. — И рыба сказала. — Послушай, если ты будешь так ярко гореть, ты перегоришь. — Но рачок не услышал её. Ведь рыбы не умеют говорить. Они могут только думать. И беззвучно шевелить губами. А рачок продолжал разгораться все больше и больше, пока множество скрытых во тьме мыслей не показались на поверхности сознания большой рыбы. Они хлынули, словно огромный поток, шумя и споря, друг с другом. Опровергая и доказывая свою правоту. И рыба много думавшая, но никогда не видавшая ни одной мысли испугалась. — Если он и дальше будет так гореть — подумала рыба — то я, пожалуй, сойду с ума. — И открыв тёмную пасть, она проглотила рачка. И снова все погрузилось во тьму. Она махнула хвостом и ушла в свои