Изолятор - Джошуа Спэньол

Так вот, на этом холодильнике, помимо висячего замка, стоял еще и электронный. Запертым, однако, оказался лишь второй, а первый просто висел на металлическом кольце.

Элен Чен, конечно, очень талантлива, но при этом обладает одной особенностью: очень плохо запоминает мелкие детали. А потому все ее пароли выбраны таким образом, чтобы можно было как можно легче их запомнить: например, день окончания университета, домашний адрес, телефонные номера. Я прекрасно знал, когда и почему Элен перешла на эту новую мнемоническую систему. На втором курсе университета она умудрилась на протяжении одной недели забыть собственный электронный адрес и пин-код банкомата. В то время девочка была помешана на безопасности и использовала лишь произвольные числа и буквы. Все ее пароли и коды, для каждого конкретного шага, оказывались совершенно случайными. Деньги-то я подруге дал, а вот собственную электронную почту она не могла проверить целую неделю – дело усложнилось еще и из-за бюрократических проволочек в университетской системе информационных технологий. Мисс Чен взбесилась и поклялась впредь использовать только собственное имя и номера телефонов. Конечно, на все случаи жизни телефонных номеров не хватило, но, как я уже сказал, все ее коды непременно означали какую-нибудь дату или номер. Думаю, что, сообщив мне о новом подходе к проблеме кодирования, Элен впоследствии об этом пожалела.

И вот сейчас, вспомнив, что цифры в замке не могут быть случайными, я стал экспериментировать. Для начала набрал четыре последние цифры номера сотового телефона. Безуспешно. Потом попробовал номер пейджера и номер домашнего телефона. Опять ничего. На какой-то момент вдруг испугался, что доктор Чен могла вернуться к старым, произвольным числам. Вдруг меня осенило: набрав четыре цифры дня ее рождения, я услышал, как замок удовлетворенно щелкнул и открылся.

Я не спешил открыть дверь: что ни говори, а предупреждение о третьей стадии биологической опасности просто так не вешают. Нужна какая-то защита. Надев перчатки и маску, я вернулся к холодильнику. Медленно, осторожно, стараясь не выпустить на свободу лишних микробов, приоткрыл дверцу.

Картина та же самая: поднос с пластиковыми пакетами и контейнеры с образцами биопсии. Очень аккуратно я достал один пакет. Он оказался двойным, тщательно запечатанным – хорошо, что люди здесь все-таки позаботились о безопасности. Дабы понять, что именно хранится в этом пакете, вовсе не требовалось заканчивать медицинский факультет. У меня в руках сейчас находилось сердце. Причем человеческое. Я не спеша просмотрел и другие пакеты. Человеческая печень. Человеческая поджелудочная железа. Человеческая селезенка. В самом дальнем углу притаилось невысокое ведерко: в нем, тоже в двойном пакете, находились куски органа весом в пять фунтов.

– Господи! – не удержавшись, воскликнул я.

На пакете черным стойким фломастером была написана дата двухнедельной давности, а за ней стояла еще одна, всего лишь несколькими днями позднее. По всем правилам они должны были означать соответственно день поступления органов и день помещения их в морозильную камеру. Ниже мелкими буковками было приписано: «мозг». А чуть ниже печатные заглавные буквы означали инициалы: КЧФ – Кинкейд Чарлз Фальк.

Я положил пакеты с печенью и почками обратно на поднос. Вернее, не положил, а швырнул. Помимо того, что они обладали третьей степенью биологической опасности, они к тому же принадлежали тому самому парню, которого убили, выпотрошили, а потом закопали в лесу. Держать их в руках означало принять дурную карму.

На верхней полке морозильной камеры стояли контейнеры с образцами – небольшие пластиковые банки с закручивающимися крышками. А кроме того, там помещался поднос с пробирками, заполненными чем-то, очень похожим на кровь. Потянув к себе поднос с дюжиной контейнеров, я снова увидел знакомые инициалы – КЧФ, а также название органа и дату. Подобные образцы я видел уже бесчисленное количество раз. Они представляли собой биопсию, кусочки плоти живого человека.

Дата на одном из образцов указывала, что проба взята около года назад. Я просмотрел и другие: три месяца назад, полгода назад, пятнадцать месяцев назад. Самому старому образцу восемнадцать месяцев. Это значит, что он взят через несколько месяцев после изнасилования.

Итак, постепенно картина начинала проясняться. То самое страшное событие – изнасилование. После этого Кинкейд исчезает, а появляется Дуглас Бьюкенен. Кто-то начинает брать у него биопсию и кровь. И вот, в конце концов, две недели тому назад он умирает, а его органы оказываются в холодильнике за три тысячи миль от тела. Все это может означать лишь одно: на протяжении полутора лет кто-то постоянно волновался, что парень может заболеть.

В это самое время – в течение полутора лет – женщина из больничной палаты № 3 умирает. По словам доктора Отто Фалька, она становится жертвой внутрибольничной стафилококковой инфекции. Но дело в том, что Отто Фальк лжет.

Антония, одна из линий свиней-доноров, уничтожена именно потому, что является носителем инфекции.

Фрагменты мозаики складываются в единое целое.

Тут я понял, что именно сейчас получил первое настоящее вещественное доказательство (если можно так назвать содержимое морозильной камеры), которое непременно заинтересует правоохранительные органы. Если вдруг возникнет сомнение относительно того, кому именно принадлежат органы, всегда можно провести анализ ДНК. Да уж, господам Фальку и Кэрринггону будет что объяснять.

Вовсе не было необходимости заканчивать медицинский факультет университета, чтобы понять: при данных обстоятельствах смерть какого-то паршивого сотрудника Центра контроля и предотвращения заболеваний не значит ровным счетом ничего. Эти люди уже доказали, на что способны.

Послышались какие-то звуки. Сначала неясные – щелчок двери, несколько голосов. Потом сквозь маленькое окошко моей кладовки я увидел, что в самой лаборатории ярко вспыхнул свет. Мысленно проклял себя за то, что не догадался выключить лампу. Для любого вошедшего в лабораторию она послужит маяком.

Место слева от двери занимал большой холодильник, так что мне не оставалось ничего другого, как только броситься направо и прижаться к стене. Если кто и заглянет в окошко, меня он не увидит. Но уж если с силой толкнут дверь – мне тут же придет конец.

Голоса приближались. Один из них женский. По крайней мере один. Один мужской. А может быть, даже и два. Черт подери! Я и понятия не имел, сколько там, снаружи, народу.

Да, выбора у меня уже нет. И сомнений тоже нет: жизнь моя закончится скоро, а труп окажется в яме где-нибудь неподалеку.

Присев на корточки и прижав колени к подбородку, я замер. Место оказалось хорошим: во-первых, меня не слишком заметно, а во-вторых, прекрасно обозревается все помещение. Именно в эту минуту я увидел рядом с тем самым холодильником, в котором хранились внутренности Кинкейда Чарлза Фалька, две коробки с файлами. Странное место для хранения документов.

Звук электронного замка резанул по сердцу. Оно тут же бешено забилось, кровь молотом застучала в ушах. Я начал мелко трястись. Сейчас меня увидят.