Крылатый штрафбат. Пылающие небеса - Георгий Савицкий

— А его куда? — спросил обескураженно Александр Волин.

— Летчик-штрафник Игорь Березкин приходился другом предателю Евгению Омельченко. Возможно, они оба состояли в преступном шпионском антисоветском сговоре, — бесстрастно изрек капитан госбезопасности. — Там разберутся…

Александр Волин прекрасно знал, как «там» разбираются. Сам под Сталинградом сидел в тюрьме НКВД, дожидаясь высшей меры по обвинению в «преступной халатности». А вся его вина заключалась только в том, что не сумела небольшая группа истребителей обеспечить прикрытие Ил-2 в условиях подавляющего господства в воздухе гитлеровских истребителей.

Тогда ему «повезло»: расстрел заменили воздушным штрафбатом, где он, лишенный офицерского звания и наград, фактически заново начал свою жизнь. Александр Волин не сдался перед обстоятельствами, не сломался, как многие, а продолжал сражаться и вернул себе звание и награды, а чести и боевой доблести он и так никогда не терял.

Что же будет сейчас, было едино ведомо лишь тому, до кого ни на одном, даже реактивном самолете, не долетишь…

Пара истребителей пронеслась над взлетным полем и, выполнив разворот, пошла на посадку. За ними внимательно следила, поводя четырьмя стволами, зенитная автоматическая пушка. Расчеты артиллеристов с «птичками» Люфтваффе в петлицах еще не привыкли к странным силуэтам истребителей.

Ведущий BF-109F4 не удержался на пробеге, его повело «юзом», и самолет подломил правую стойку шасси. Вообще-то подобные неприятности случались довольно часто у «Мессершмиттов-109» с их узкой колеей шасси. Но пилот ведомого самолета оказался к этому не готов и резко взял ручку управления на себя.

В итоге ведомый Як-1Б с черным крестом на фюзеляже и свастикой на вертикальном оперении подскочил вверх, перелетел «Мессершмитт-109» и «скозлил» на приземлении. Вместо того чтобы уйти на второй круг, пилот довольно грубо «притер» свою машину в конце летного поля.

Глядящий на все это с арийским высокомерием хауптштурмфюрер СС[95]брезгливо поморщился.

— Шайзе! Чертовы восточные свиньи и летать совсем не умеют! — Он нервно хлестнул стеком по голенищу сапога.

— Не скажите, герр хауптштурмфюрер, воевать и летать они умеют! По крайней мере, своему простреленному плечу я обязан «Ивану» на «Суперрате»[96], — сказал один лучших асов истребительной эскадры JG-52 Бертольд Кортс. Его плечо и правая рука на перевязи были туго забинтованы.

— Но не эти, — возразил эсэсовец.

— Да, — кивнул Кортс. — Что взять с предателей?.. Если они не смогли самореализоваться у большевиков, то и здесь надеяться на какие-либо выдающиеся успехи просто глупо.

— «Падающего — подтолкни!» — оскалился эсэсовец.

— Цитата из Ницше вполне в духе вашей организации. Тем не менее пусть русские сбивают русских, а не наших ребят.

— С каких это пор бравые «Experten die Luftwaffe» прячутся за спины русских предателей… — позволил себе съязвить хауптштурмфюрер.

Колкость летчик воспринял довольно болезненно. Еще бы! Летчики всегда были любимцами Гитлера, а рейхсмаршал Геринг — ближайшим соратником фюрера по партии. Подобный статус позволял офицерам Люфтваффе смотреть свысока даже на сотрудников Политической полиции и других подразделений СС.

— С тех пор, как мы поняли, что русские — это не тупое малообразованное быдло, а такие же солдаты, защищающие свой дом. Думаю, Сталинградская трагедия многому нас научила… Если уж и фельдмаршал Паулюс сдался… — тут Бертольд Кортс вдруг осознал, что сболтнул лишнего.

Все же не стоило выводить из себя офицера могущественной военно-политической организации.

— Нихт! — офицер-эсэсовец дернулся, как от пощечины, сжав кулаки, так, что побелели костяшки пальцев. Сверкнул мертвой улыбкой череп на кольце. — Фельдмаршал Паулюс геройски погиб за Фатерланд, отстреливаясь до последнего патрона от орд красных азиатов!

Бертольд Кортс благоразумно промолчал.

Тем временем из приземлившихся самолетов выбрались пилоты. Ведущий несмело подошел к хауптштурмфюреру СС.

— Командир шварма «Ostenflieger» обер-фельдфебель der Ostenkampf Ойген Омельченко, — пряча глаза, доложил он, — прошу простить меня, господин, за аварию самолета при посадке.

— Zum Teufel![97]— раздраженно рявкнул офицер-эсэсовец. — Скажите, Омельченко, какого рожна вы настаивали на полете на «Мессершмитте-109», если не умели нормально посадить машину?!

— Ну, так это… — начал, запинаясь, «остенфлигер». — Виноват, стал-быть… Но самолеты у вас очень хороши! А «мессер» — то и вовсе блеск!

— Берите своего напарника и идите в часть. Техники отбуксируют поврежденные самолеты.

— Яволь, герр хауптштурмфюрер! — Оба русских пилота поспешно удалились.

— Пожалуй, вы правы, Бертольд… Пусть лучше русские убивают русских, — вдруг смягчился эсэсовец. Использовать в качестве летчиков вот этих… предателей… Это уже просто жест отчаяния.

* * *

Еще с 1941 года в немецком плену находились сотни тысяч советских военнопленных, среди них — тысячи летчиков. Причины и обстоятельства, по которым они попали в плен, были самые разные.

Кого-то сбили над вражеской территорией, кто-то попал в окружение вместе с отходящими частями Красной армии. Но были и те, кто перелетел к врагу из «идейных соображений». Многие боялись репрессий, которые продолжились, даже несмотря на начало войны.

Однако первое по-настоящему боеспособное подразделение было создано только в декабре 1943 года. Это был единственный штаффель, так называемый Ostfliegerstaffel (russisch), в составе Ergdnzungs-Nachtschlachtgruppe Ostland Luftflotte 1. На вооружении состояло несколько трофейных По-2 и Ут-2, а также переданных из летных школ «Арадо» Ar-66 и «Гота» Go-145.

«Остфлигеры», хотя и жили в казармах, пользовались достаточной свободой. Для них устраивали вечеринки с немецкими летчиками, «пивные встречи» и знакомства с бюргерами. Выгодно отличалась и постановка летного дела: если летом 1942 года в ВВС РККА приходили истребители с налетом 15–20 часов, нередко не имевшие ни единой воздушной стрельбы, то немецкие инструкторы считали необходимым для выпускника 450 часов налета. А кроме того, по сложившейся системе еще 200 часов набирались в эскадре на фронте до перехода к боевой работе.

Встречи имели успех: один из летчиков, капитан Артельцев, обращаясь к «немецким летчикам — товарищам по оружию», писал в газете «Доброволец»: