Ключи Марии - Андрей Юрьевич Курков

интересовался Клаус и заставил меня нарисовать ее портрет. Вот я и подумал, что ей, наверное, не стоит пока появляться в редакции.

– Почему? Потому что, возможно, она еврейка?

– Кто сказал, что она еврейка?

– Никто. Но такие выводы напрашиваются. Ты же знаешь, что сейчас в гетто происходит? Их вывозят, вывозят и вывозят. Но не в Палестину, как на твоей карикатуре. Она не зря прячется. Но это до поры, до времени. Сколько можно прятаться? Здесь каждый камень готов тебя выдать немцам. Разве что убежать в деревню. Я бы мог ей организовать соответствующие бумаги. Передай, когда увидишь.

– Ладно, передам… если увижу.

Они попрощались, Олесь вышел на улицу. Начинало смеркаться, но желания идти домой не было. Отец целыми днями до обеда работал в научной библиотеке, после обеда – дома. Нет, он не занимался тем, что ему поручили люди из Аненербе. Он писал труд по истории крестовых походов и об участии в них галичан. Наступал тихий июльский вечер, он уже был дома, и Олесь не хотел ему мешать. «Мама, наверное, сварила пшенную кашу и заправила ее жареным луком и шкварками, – подумал он. Вместо последнего гонорара он получил пакет пшена и мешок лука. И он не жаловался. Многим приходилось куда хуже. Ходили слухи, что на базарах уже торговали картофельной шелухой, а газеты советовали внимательнее присматриваться к освежеванным кроликам, потому что на их месте могли оказаться кошки. Вчера в газете опубликовали объявление: «Два маленьких попугайчика, голубой и оранжевый, вылетели из клетки в среду, напуганные неприятными звуками. Буду благодарен за информацию об их местонахождении». Теми неприятными звуками были выстрелы на Казимеже, в районе гетто. Там снова выселяли евреев. А два попугайчика уже, наверное, проданы и перепроданы, если их не заклевали вороны.

Олесь бесцельно бродил по улочкам, глаза непрерывно искали среди прохожих ее, только ее. Она тут, она рядом, он физически чувствовал ее присутствие где-то совсем близко, где-то за этим или за следующим углом. Он осмотрел освещенные окна в проехавшем мимо трамвае, заглядывал в витрины ресторанов и чувствовал раздражение из-за своей беспомощности. Почему она так внезапно исчезла? Почему не оставила ему ни одной подсказки, что она тут, рядом, что скоро он ее снова увидит? Но нет же, не оставила. Все равно он упорно продолжал блуждать по вечерним улицам, и тут вдруг заморосил дождик. Только тогда он подумал, что пора уже и домой, и свернул на улицу святого Яна. Голос, который вывел его из равновесия и даже немного испугал, прозвучал за спиной. Кто-то невидимый прошептал повелительным тоном:

– Не оглядывайтесь! – а через минуту добавил уже мягче: – Привет от Ареты. Идите к «Французскому» отелю и ждите у входа.

От неожиданности по спине Олеся пробежали мурашки. Она появилась? Она не боится? Зашумело в голове, но он послушно пошел, даже – не пошел, а помчался в отель, находившийся как раз на углу святого Яна и Пиярской. На первом этаже этого четырехэтажного отеля располагалась ресторация, но не для простых людей. До войны она не пользовалась особой популярностью, отпугивая потенциальных клиентов своими ценами. Теперь же ее ежевечерне оккупировали военные.

«Что она придумала? – нервные мысли пульсировали в голове Олеся. – Хочет попасть прямо в осиное гнездо? Почему выбрала именно это место для встречи? Есть же столько уютных заведений… К тому же лето, можно бы встретиться вообще на берегу Вислы».

Он остановился под козырьком у входа и стал ожидать встречи. Сгущались сумерки. Улицы были пустынны. Рядом стояли несколько автомобилей, принадлежащих, очевидно, постояльцам отеля. Из ресторана негромко доносилась музыка, звенело стекло и словно выкатывался наружу приглушенный гул. На его фоне можно было иногда разобрать немецкие слова. Он взглянул на свое отражение в витрине. Белая рубашка, черные брюки и черные туфли. Все чистое и выглаженное. Единственное, что нарушало идиллическую картинку, так это закатанные рукава. Быстренько их откатил и застегнул. Также застегнул пуговицы возле воротника. Теперь он не щеголь, но и не бродяга.

Из темноты приблизилось тарахтенье мотора. К отелю подъехал черный блестящий кабриолет. В кабриолете под козырьком, защищавшим от дождя, сидела красавица в модной красной шляпке с закрывавшей глаза вуалькой, в пальцах она держала сигарету на длинном мундштуке. Кабриолет остановился у входа. Водитель поспешил раскрыть зонт. Красавица в роскошном красном платье до пят вышла из машины и сделала несколько коротких изящных шагов. Водитель с зонтиком семенил за ней. Ее большие красные губы спешили, должно быть, к своему покровителю из высших сфер. Светлые волосы спадали крупными кудрями на плечи.

Глава 77

Палеополи, ноябрь 2019. Бисмарк напивается из-за невозможности вернуться в Ормос, но в результате просыпается в незнакомом месте с крышей над головой

В голове теснило. Словно мозг вздулся и пытался раздвинуть черепную коробку. Олегу поначалу казалось, что все это происходит во сне, что это обычный пост-алкогольный кошмар. Нервы, стресс, узо, а потом какая-то циппора, одним словом намешал, напился, все двадцать евро ушли в трубу! Точнее в горло. А когда стало понятно, что больше ему за узо платить нечем, парень-бармен все-таки угостил за счет заведения чем-то другим, не анисовым, но тоже крепким. Угостил и попросил собираться. Он уже закрывал снек-бар, а Бисмарк оставался единственным посетителем. Он пытался объяснить, что ему некуда идти! Что он застрял до утра, до автобуса. В принципе, мог ведь и остаться на террасе, выходившей своим деревянным заборчиком прямо к краю дороги! Но парень объяснил, что и террасу закрывает! А как можно закрыть террасу, если у нее нет окон и через заборчик, который и высотой-то был не больше метра, перелезть мог бы каждый! Может, надо было сделать вид, что ушел, а потом вернуться на террасу и там прилечь на полу, подремать до утра. Не замерз бы, это точно! Особенно после такого коктейля!

Олег открыл глаза. Всеобъемлющая темень словно хлынула навстречу взгляду, внутрь, в раскалывающуюся голову, в не уверенные, шаткие, шарахающиеся из стороны в сторону мысли.

Ныла спина, болело правое плечо, острая боль ощущалась в левом бедре. Так болело, будто от ушиба.

Он пытался привыкнуть к темноте, стараясь не обращать внимания на разбитость тела. Обычно его глаза быстро привыкают к темноте и через пару минут начинают различать линии, очертания предметов, проступающий за предметами серый фон. Но в этот раз привыкания не происходило. Темнота оставалась темной, а невидимое оставалось невидимым.