Промзона - Юлия Латынина

– Это невозможно доказать или проверить. Это же даже не серийный образец. Самолет существовал в единственном экземпляре. Но есть еще одна вещь. Когда летчик катапультируется, то в действие приходят ручные и ножные захваты. Они защищают от набегающего потока. Эти захваты приводятся в действие такими тросиками, которые огибают борт, приборную доску и потом идут к захватам. Чтобы они не болтались, их привязывают к борту и приборной доске нитками.

– Чем?

– Нитками, обыкновенными, очень тоненькими. Они каждый день рвутся, когда летчик вылазит из кабины, их заново приходится перевязывать. И вот эти тросики на МиГе были привязаны стальной леской.

– Еще раз?

– Эти тросики были привязаны стальной леской, – повторил Кирилл. – И это еще не все. Приборная доска, к которой они были привязаны, крепится на четырех болтах. Они должны завинчиваться очень прочно. Вот все эти болты были только наживлены.

Цой уже все понял, но сказал сердито:

– Ты мне можешь объяснить человеческим языком?

– Если бы Степан попробовал катапультироваться, леска сорвала бы приборную доску, и та бы ударила Степана по ногам или животу. Он умер бы еще в воздухе.

– И было б непонятно, почему? – уточнил Цой.

– Да, если бы он катапультировался, это бы выглядело как несчастный случай. Но он не покинул машину, и инженеры нашли все: и стальную леску, и наживленные болты.

– Сколько времени это занимает, – спросил Цой, – раскрутить болты, привязать леску, и испортить топливную систему?

– Самолет готовили полтора часа. Опытный техник мог управиться за пять минут. Кстати, сегодня один из техников не пришел на работу. Его зовут Мальцев. Он работал на заводе около пятнадцати лет.

Цой помолчал.

– Это все? – спросил он.

– В момент соприкосновения машины с землей вертикальная скорость составляла двенадцать метров в секунду. Это гарантированная смерть. Штурман погиб мгновенно. Медики говорят, что Степан управлял самолетом уже после посадки. Он даже выпустил парашют, и не сразу, а только когда скорость машины упала до двухсот восьмидесяти метров. Как раз перед тем, как самолет нырнул в канаву.

– Спасибо, – сказал Цой.

* * *

Есть кладбище, где хоронят погибших летчиков-испытателей. Именно там похоронили Степана, чтобы не перекрывать движение в Москве и не мозолить глаза властям.

На похоронах не было ни главкома ВВС, ни министра обороны, ни большинства авиационных генералов. Что же до конструкторов и летчиков, то пришли почти все, в том числе и самые ярые конкуренты МиГа. Еще пришли два милицейских генерала, которым сразу по возвращении с похорон велели написать заявления о выходе на пенсию.

Отпевали Степана в маленькой церкви, выстроенной недавно в двух километрах от кладбища; церковь тоже строили на деньги Степана. Константин Цой пришел в церковь первым и простоял все два часа прощания, не шевелясь и не крестясь. Один из бывших рядом воров сделал ему замечание, что он не крестится.

– Я пришел не к Богу, а к Степану, – ответил кореец.

* * *

Вечером после похорон Степана Майя Извольская попыталась покончить с собой. Она забралась в кабинет брата, расцарапала один из ящиков стола, и достала оттуда пистолет, который, как она знала, Извольский держал там форсу ради.

С заряженным пистолетом в руке и застал ее Черяга. Раздумывать было некогда: Денис сбил девушку на пол и ударил по руке так, что пистолет отлетел в самый дальний угол кабинета.

– Пусти, – заорала Майя, – пусти! Подонок! Я хочу, чтобы нас похоронили рядом!

– Майя, – бормотал Денис, – нельзя же так! Из-за какого-то бандита!

– А чем ты отличаешься от него? Тем, что называешься замом? Что ты не делаешь такого, что делает он? Ты делаешь то же самое, только еще и врешь! Ты собираешь грязь, ты убиваешь людей…

– Я не убиваю людей.

Майя расхохоталась.

– Степан так не думал. Он знал, что ты убил Горного.

– Майя, неужели ты думаешь, что Степан говорил тебе правду?

– Он не врал мне, – сказала гордо Майя.

– Майя, поверь мне. Бельский был не худшим человеком в России, но он убийца, а все убийцы – лгуны.

– И ты никогда не убивал?

Денис замолчал.

– Вот видишь, даже ты не осмеливаешься мне лгать. Почему же ты думаешь, что Степан мне врал? А ты, его убийца…

– Его убил Цой!

– Зачем?!

– Майя, разуй глаза! Бельский ему мешал. Он был как бельмо на глазу. Он втягивал группу в разборки, которые ей были не нужны. А МиГ? Цой не затем убегал от налогов, чтобы прибыль с его заводов пошла на финансирование истребителя пятого поколения! Зачем были Цою разборки с генералами? Сколько шума было от этого МиГа, все говорили – мы понимаем, что в России государство настолько развалилось, что его функции выполняет организованная преступность, – но не до такой же степени, чтобы финансировать суперсовременное вооружение? Бельский мертв – и теперь все можно списать на него. Кому-то угрожали? Это Бельский. Кого-то когда-то убили? Это Бельский. «Сибирь» теперь чистенькая. Хрен ли Цою нужен этот Черловский авиационный завод? А ты думаешь, Степан бы от него отстал? Он бы пол-Минобороны перестрелял!

Дверь отворилась. На пороге кабинета стоял Извольский. Майя замолчала и невидящими глазами уставилась мимо брата.

– Что здесь происходит? – сказал Сляб, цепко оглядывая комнату. Его глаза зацепились за сломанный ящик и пистолет в углу.

Майя выпрямилась, насмешливо кивнула головой и вышла из комнаты. Извольский сделал незаметный знак глазами, и один из охранников, маячивших в раскрытой двери, поспешил за Майей.

– Что, Денис, не ожидал? – спросил Сляб.

– Не ожидал, – ответил Денис.

Извольский медленно прошел по кабинету. Поднял валявшийся в углу пистолет и выщелкнул из него обойму. Подумав, набрал комбинацию на стоявшем в углу сейфе и бросил пистолет туда.

Через мгновение крышка сейфа захлопнулась, а Извольский повернулся к Денису. Пока Извольский возился с сейфом, Денис подошел к окну и глянул вниз. У крыльца, на тщательно посыпанной гравием дорожке, стояли два черных «Мерседеса». По номеру Денису показалось, что он узнал машину полпреда Ревко. Рядом стояли два охранника в форме ахтарского СОБРа.

Когда Денис повернулся, Извольский по-прежнему стоял около сейфа. Он не сел и не подошел к Денису.

– Денис, что ты делал в Кубинке?

– Он позвал меня на встречу.

– Зачем?

– Он не успел мне сказать.

– У меня есть впечатление, – сказал Извольский, – что если бы Степан не разбился, я бы никогда не узнал об этой встрече.