Дорога в рай - Роальд Даль

— Знаешь что, — поднимаясь, произнес он наконец. — А пройдись-ка с ними по комнате несколько раз.

Минут пять, а то и шесть Клод стоял, прислонившись к плите. Он прикрыл глаза и склонил голову набок, глядя на собак, хмурясь и покусывая губы. Потом, будто не веря тому, что увидел в первый раз, снова опустился на колени и снова занялся сравнительным анализом, но неожиданно, в самый разгар осмотра, вскочил на ноги и уставился на меня. Мышцы на его лице напряглись, а около ноздрей и вокруг глаз кожа побелела.

— Отлично, — произнес он, при этом голос его немного дрожал. — Знаешь, что? Кажется, то, что надо. Теперь мы богаты.

А потом начались наши тайные беседы на кухне с детальным планированием, выбором наиболее подходящего места, где проводятся бега, и наконец каждую вторую субботу (всего это случилось восемь раз) мы стали закрывать заправочную станцию (теряя при этом дневную выручку), чтобы отправить собаку в Оксфорд, где близ Хедингтона есть замызганная дорожка в поле; там разыгрываются большие деньги, но вообще-то место бегов — лишь ряд старых столбов, между которыми натянута веревка, обозначающая трассу, да перевернутый велосипед, с помощью которого тянут на веревке липового зайца, а в дальнем конце, на некотором расстоянии, шесть будок для собак и место для стартера. В продолжение шестнадцати недель мы возили туда собаку восемь раз, мистер Физи зарегистрировал ее как участницу, а потом мы стояли в толпе под ледяным дождем, дожидаясь, когда ее кличку напишут мелом на доске. Мы назвали ее Черной Пантерой. И когда приходило время ей бежать, Клод всякий раз подводил ее к будке, а я вставал у финиша, чтобы там схватить ее и не дать в обиду свирепым псам, которых называют «цыганскими», потому что цыгане частенько включали их в число участников, чтобы по окончании бега собаки разодрали друг дружку в клочья.

Но правду сказать, нам всякий раз было довольно грустно, когда мы везли так далеко эту собаку, заставляли ее бежать, смотрели за ее бегом и надеялись — чуть не молились за нее, — что она во что бы то ни стало придет последней. Молиться, разумеется, было вовсе не обязательно, да мы и не сомневались в ней ни секунды, потому что эта старая кляча просто не могла бежать, и все тут. Она передвигалась, как краб. Единственный раз, когда она не пришла последней, случился, когда большая собака желтовато-коричневого окраса по кличке Янтарный Блеск угодила лапой в ямку, порвала сухожилие и пришла к финишу на трех лапах. Но и тогда наша опередила только ее. И таким образом мы добились того, что она попала в списки замыкающих вместе со слабаками, а в последний раз, когда мы туда ездили, все букмекеры ставили на нее из расчета двадцать или тридцать к одному, дразнили собаку и умоляли зрителей поддержать ее.

И вот в этот солнечный апрельский день настал наконец черед Джеки бежать вместо нее. Клод сказал, что больше другую собаку мы ставить не будем, а то она надоест мистеру Физи, и он вообще снимет ее с бегов — так медленно она двигалась. Клод сказал, что с психологической точки зрения сейчас самое время выпускать Джеки, и Джеки будет первой где-то корпусов на двадцать — тридцать.

Джеки была еще щенком, когда Клод начал дрессировать ее, а теперь собаке было всего лишь пятнадцать месяцев, но бегала она уже быстро. В бегах она еще не участвовала, но мы знали, что она умеет бегать, потому что засекали время, когда она начинала бежать от маленькой частной школы в Аксбридже, куда Клод увозил ее каждое воскресенье начиная с семимесячного возраста — за исключением того дня, когда ей делали прививку. Клод говорил, что она, может, и не так быстро бежит, чтобы быть у мистера Физи первой, но с той репутацией, которую она завоевала среди самых последних, вместе со слабаками, она будет из кожи вон лезть, чтобы продемонстрировать свои возможности и выиграть во что бы то ни стало, как говорил Клод, корпусов десять — пятнадцать.

Тем утром мне оставалось сделать лишь одно — сходить в банк в деревне и взять пятьдесят фунтов для себя и пятьдесят для Клода как задаток к его жалованью, а в двенадцать часов закрыть станцию и повесить табличку на одной из бензоколонок — «Сегодня не работаем». Клоду же предстояло запереть другую собаку в сарае за станцией, посадить Джеки в грузовик, после чего мы должны отправиться в путь. Не могу сказать, что я был так же взбудоражен, как Клод, но опять же, мне не нужно было покупать дом или жениться, поэтому результат предстоящего состязания меня не очень-то и волновал. Да и не в конуре с гончими я прожил жизнь в отличие от Клода, который целыми днями ни о чем другом и не думал, хотя по вечерам, может, и вспоминал Клэрис. Лично у меня была хорошая работа — как владелец автозаправочной станции я был по горло занят, хотя и интересовался подержанными машинами, но раз уж Клоду приспичило заниматься с собаками, я не против, особенно когда назревало такое событие, а если бы задуманное еще и осуществилось! Вообще, не могу не признаться, что всякий раз, когда я думал о деньгах, которыми мы рисковали и которые предполагали выиграть, внутри у меня начинало что-то шевелиться.

Собаки между тем позавтракали, и Клод вывел их на небольшую прогулку по полю, а я оделся и приготовил яичницу. Потом я сходил в банк и взял деньги (все купюры по одному фунту), а остаток утра пролетел довольно быстро за обслуживанием клиентов.

Ровно в двенадцать я закрыл станцию и повесил табличку на бензоколонке. Появился Клод. Одной рукой он вел на поводке Джеки, а в другой держал большой красновато-коричневый картонный чемодан.

— А это еще зачем?

— Для денег, — ответил Клод. — Ты ведь сам говорил, что в карманах две тысячи фунтов не унесешь.

Был чудесный весенний день. Почки так и лопались на живых изгородях, и солнечные лучи проникали сквозь молодые бледно-зеленые листочки большого бука, стоявшего на той стороне дороги. Джеки выглядела замечательно. На задних лапах выступали две большие твердые мышцы, каждая размером с дыню. Шерсть отливала, как бархат. Пока Клод укладывал в грузовик чемодан, собака прыгала на задних лапах, демонстрируя, в какой она отличной форме. Потом посмотрела на меня и ухмыльнулась, будто понимала, что отправляется на бега, чтобы выиграть две тысячи фунтов и окружить себя славой. Такой роскошной ухмылки, как у этой Джеки, я сроду не видывал. Она не только приподнимала верхнюю губу, у нее даже уголки пасти расплывались, так что видны были все зубы, за исключением, может, пары коренных где-то в глубине. И всякий раз, видя ее улыбающейся, я ловил себя на том, что жду, как она еще и рассмеется в придачу.

Мы забрались в грузовик и поехали. За рулем был я. Клод сидел рядом со мной, а Джеки ехала сзади. Стоя на соломе, она смотрела вперед, поверх наших плеч. Клод то и дело оборачивался и пытался убедить Джеки, что нужно лечь, а то, случись крутому повороту, можно и вылететь из кузова, но собака была слишком возбуждена, чтобы делать что-то еще, кроме как улыбаться ему в ответ и махать своим огромным хвостом.

— Деньги при тебе, Гордон?

Клод курил одну сигарету за другой, не в силах усидеть на месте.

— Да.

— И мои тоже?

— Всего у меня сто пять. Пять для парня, который крутит колесо велосипеда, как ты просил, чтобы он не остановил зайца и чтобы забег не аннулировали.