Дочери Рима - Кейт Куинн

— И кто это оставил столько следов на твоей шее? Только не говори мне, что этот молокосос Домициан наконец сломил твою оборону!

— Домициан? — Корнелия поморщила нос, а сама устроилась поудобнее, подставляя рабыне ступни, чтобы та обработала ей ногти и покрыла их лаком. Она не могла сказать почему, но ей больше был по сердцу рослый бритт Дианы, нежели двуличный, неискренний и испорченный Домициан. — Ума не приложу, что ты в нем нашла.

— Мечтаешь стать императрицей? — напрямик спросила Диана. — Но ведь он не наследник.

— Я никогда не мечтала стать императрицей, — Марцелла приняла из рук банщицы кубок с вином. — Что в этом хорошего? Только дети и придворные пиры, примерки новых платьев и целый легион рабов, за которыми нужен глаз да глаз. Да, на виду у всех, но никакой власти. Потому что настоящая власть никогда не бывает на виду.

— Но почему Домициан? — теперь носы сморщили уже все трое.

— Потому что это единственный способ от него избавиться, — последовал ответ. К Марцелле подошла рабыня с гребнями и благовониями, и она откинула назад голову, чтобы та расчесала ей волосы. — Удовлетворить его несколько раз, чтобы он мной пресытился. К тому же от него тоже есть польза.

— Источник сведений для твоей новой исторической хроники? — поинтересовалась Диана. Тем временем две банщицы в четыре руки повели борьбу с ее мозолями.

— О, я давно уже не пишу никаких исторических хроник! — Гребень мерно расчесывал ей волосы, и Марцелла зажмурилась от удовольствия. — Все равно их никто никогда не прочтет. И вообще куда интереснее наблюдать за живыми событиями.

— Неужели? — задумалась Диана.

— Лоллия, ты похожа на привидение, — рассмеялась Корнелия, глядя на кузину. Рабыня покрывала ей лицо и шею отбеливающей хлебной маской.

— Я и тебе советую сделать то же самое, моя дорогая. Чтобы на свадьбе ты сияла красотой. А еще я одолжу тебе мои рубины…

— Никаких рубинов! — Корнелия подставила рабыне другую ногу. — Семья Друза и без того уже боится встречи со мной. Диана, расскажи ей…

Диана молча оттолкнула от себя рабынь и, шлепая о мрамор босыми подошвами, вышла вон.

Лоллия хихикнула и пустилась в рассказ о том, как дед пытается найти ей нового мужа.

— По-моему, он надеялся, что Тит снова на мне женится, но Тит не из тех, кто спешит связать себя семейными узами.

Корнелия слушала ее в пол-уха, погруженная в собственные мысли. Сегодня Друз будет во дворце, томясь ожиданием среди толпы просителей, он подал прошение о восстановлении его в рядах преторианской гвардии и теперь ждал ответа.

— Не знаю, хотел бы я нести службу во дворце, — признался он. — А вот подготовкой молодых солдат занялся бы с удовольствием. Надеюсь, мне удалось бы вбить в них верность долгу, чтобы они не купились на взятки и посулы, как те, кто служили перед ними.

Друз уже несколько раз справлялся о судьбе своего прошения, но ответа так и не получил. Хотя любой уважающий себя командир был бы только рад получить в свои ряды такого честного и стойкого солдата, как ее будущий муж. Муж! Юнона всемилостивая! Как мне нравится это слово!

— Хочу посмотреть, что происходит, — вмешался в их разговор голос Дианы, и Корнелия подняла глаза на младшую кузину. Та застыла обнаженная в дверях тепидария, держа в руках несколько кусков пергамента, и буквально буравила Марцеллу взглядом. — Ты постоянно твердишь эту фразу.

— Но я действительно хочу посмотреть, что происходит, — Марцелла открыла глаза и заморгала — рослая сестра Корнелии, завернутая в белоснежное полотенце, влажные волосы гладко зачесаны назад. — Какой интересный выдался год!

— Я бы так не сказала, — Диана сделала еще один шаг навстречу. Длинные волосы разметались по ее голой спине. — Ты говоришь, что больше не пишешь историй. Но ведь ты вечно что-то пишешь — закрывшись у себя в таблинуме, на салфетках во время пиров, на гонках на клочках пергамента. Что ты пишешь, Марцелла?

— Всего лишь свои заметки, — ответила та. — Так, ничего особенного. — Она взяла из рук банщицы гребень и сказала рабыням: — Оставьте нас.

Те послушно удалились.

— В чем дело? — растерянно спросила Корнелия. В глазах Лоллии также застыл немой вопрос.

— А когда, Марцелла, ты ничего не пишешь, то распространяешь по городу слухи, — продолжала Диана, как будто не услышала вопроса кузины. — Я видела, как ты встречалась с Домицианом на форуме, и эти встречи совсем не были похожи на свидание влюбленных. Я видела, как в театре ты подсела к Алиену, причем ни ты, ни он ни разу не посмотрели, что происходило на сцене. Я видела тебя на пирах у Отона, когда ты что-то нашептывала на ухо брату Вителлия. А еще раньше, на пирах у Гальбы. Тогда ты что-то шептала на ухо Отону. Вечно ты кому-то что-то шепчешь на ухо.

Корнелия посмотрела на сестру. Та застыла словно статуя с гребнем в руке. На губах ее играла еле заметная улыбка.

— Заметки, — Диана швырнула в воздух пригоршню кусков пергамента, и те, порхая в воздухе, словно мотыльки, упали на пол тепидария. Несколько матрон, сидевших в дальнем углу, вопросительно посмотрели в их сторону. Впрочем, вряд ли они что-то слышали. — Кстати, кто-нибудь из вас заметил, что по пути в баню она, сидя в паланкине, снова что-то писала? Нет, на этих клочках нет ничего важного, наша Марцелла умна и осторожна. В основном она записывает имена. Здесь целый список сенаторов, которые перешли от Вителлия на сторону Веспасиана. А вот список других сенаторов, которые перешли от Отона на сторону Вителлия. А еще — тех, кто перешел от Гальбы на сторону Отона. А вот здесь мы видим имя Домициана и вопросительные знаки. Так каковы же твои намерения, Марцелла?

— Диана, — взмолилась Корнелия. — Зачем тебе…

— Нет, ты действительно больше не пишешь никаких историй. — Взгляд голубых глаз ни разу не дрогнул. — Бесполезное занятие, как ты только что сама сказала. Потому что ты сама пишешь историю.

— О боги, — вздохнула Марцелла. — Я лишь время от времени шепчу кому-то на ушко. Что в этом дурного?

— Неужели?

— Скажите мне кто-нибудь, о чем этот разговор? — подала голос Лоллия из-за своей хлебной маски, которая к этому времени уже высохла и начала шелушиться.

— Я скажу тебе, — Диана в два шага пересекла тепидарий. Диана-охотница, в шутку называли они ее. И вот теперь это действительно была охотница, выслеживающая добычу. — Марцелле надоело сочинять вымышленные истории, и она взялась творить историю настоящую. Она шепнула что-то на ухо Отону, и тот поднял восстание. Затем Вителлий, будучи в Германии, провозгласил себя императором. И тогда Марцелла задалась вопросом, что будет, если она передаст ему сведения о войске Отона.

— Марцелла этого не делала, — поспешила встать на защиту сестры Корнелия. — Это сделала я. После смерти Пизона я была сама не своя от горя и была готова на все, лишь бы сбросить Отона!