Легендарные разведчики - Николай Долгополов

— Который попросил там политического убежища и успел немного поработать на американцев.

— Я, резидент советской разведки в США, заподозрил его в измене. Сообщал в Москву. Но его, человека близкого к министру иностранных дел Громыко, несмотря на все сигналы, не трогали. Мне даже запретили вести за ним наблюдение. А я продолжал отправлять материалы в Москву. Для меня ситуация была вполне понятной. Шевченко может уйти. А когда он попросил политического убежища и что на это ответил Громыко, я даже не помню. Нечто вроде того: быть может, и был у меня такой помощник, но я всех помощников помнить не могу. Какой помощник?.. Ведь жены Шевченко и Громыко дружили и практически наладили товарооборот. И Шевченко совершенно сознательно брал Громыко на обеспечение. А Андрею Андреевичу то одно нужно найти, то другое. Шевченко находил. Конечно, Громыко было неудобно. Наверное, в связи с этим Андропов мне тогда и сказал: никто тебя наказывать не будет, но и Громыко мы снимать не можем.

— Юрий Иванович, черт с ним, с этим Шевченко. Давайте вернемся к Георгию и его даме. Как им удалось попасть в США? Им помогали инспектор Клейнерт и барон фон Хоэн-штейн?

— Было очень трудно на определенном этапе заинтересовать Запад личностью Георгия.

— Концерн — американский?

— Нет, западногерманский. Потом, после того как был перехвачен ответ: «ожидаем вашего приезда», начали уже решать вопросы следующего этапа — приезд Георгия на работу в этот концерн и дальнейшего «прыжка» в США. С начала работы там это заняло у него примерно года полтора.

— Английский он знал?

— Нет, только немецкий. Но тут тоже был элемент риска. Прощались мы в Берлине. Я говорю: запоминай свои ошибки. А он мне: «Теперь выживу. Она поддержит. Да мы с тобой оба из…» Словом, из одного немецкого региона, где говорят на одном диалекте. Хороший, смелый был парень.

— Я не совсем понял: Георгий не был профессиональным разведчиком?

— Он был подготовленным нами разведчиком. А так, по своей специальности, был хорошим, грамотным инженером. В то время в СССР серьезно занялись электроникой. И поэтому нам надо было, чтобы он находился там. Некоторые свои приборы — прочтения микроточек и всего прочего — он оставил мне. И я их потом отдал. Они должны быть где-то в нашем музее Службы внешней разведки. Да, способный был человек Георгий. И прекрасный фотограф. Только не все его в Штатах любили, не все. Жена его мне рассказывала: в Нью-Йорке он считался одним из бывших нацистов. Во всяком случае, работу для страны он проделал большую. Материалы добывал очень полезные. Когда случилась история с Чернобылем, вдруг стали спрашивать: а где эти материалы? Отыскались в подвалах.

— А как сложилась судьба «Эльзы»?

— Мы как-то хотели привлечь ее для работы с другим нелегалом. И коллеги из ГДР были не против. Но она отказалась, сказав, «что с ним бы пошла хоть куда, а с другими — не хочет». И мы это объяснение, конечно же, поняли и приняли. Если она сегодня жива, то находится в весьма почтенном возрасте.

— Дело Георгия для американцев так и осталось тайной. Но было же много и такого, о чем они каким-то образом узнавали.

— В одном из разговоров с тогдашним начальником разведки Крючковым я сказал: знаете, Владимир Александрович, нам нужно как можно больше проявлять осторожности в работе с нашими материалами. В понедельник вы знакомитесь с документами из такой-то страны, во вторник — из такой-то, среда… четверг. В пятницу, субботу, воскресенье — все отдыхают, а мы работаем, обрабатываем то, что получили. А на следующей неделе идет та же работа, но этого никто не должен знать.

— Вы опасались предательства?

— Так оно и было. Появились некоторые люди в высших эшелонах власти, которые ни в коем случае не должны были знать обо всем этом, о наших результатах. Так называемый «Список Крючкова» с именами этих людей из американской агентуры не был высосан из пальца.

— Вы считаете, такие люди были?..

— Я не считаю, я уверен в этом. Это подтверждают наши агентурные данные.

— Юрий Иванович, а были герои, которые пока неизвестны?

— Да, были. Однажды ушло 17 лет на то, чтобы построить жизнь совершенно другого человека. Вывезти нелегала в страну, из безработного превратить в почетного гражданина города. Когда ему вручали звезду героя, было торжество. А потом мы остались вдвоем у него в квартире. Наша страна уже вступила в критический период истории. И он мне признался: «Если бы 17 лет назад мне сказали, что все этим закончится, я бы никогда не поверил». Переживал он страшно, знал, кто на нем висит, какие у него возможности, что нужно делать.

Героический человек. В свое время мы привозили ему сына в одну из стран Западной Европы, куда он выезжал в командировку из своего постоянного места пребывания, чтобы мальчик видел, какой у него достойный отец. Но случилась беда. Сын его отдыхал в лагере и утонул. Отец приехал на похороны на один день и вновь уехал туда.

— А жена была тоже там, с мужем?

— Нет. Мы в то время не смогли их вместе использовать. Во-первых, не пошел у нее язык. Во-вторых, характер… К тому же славянская внешность. Она недавно умерла.

— А муж, Герой России?

— Советского Союза. Он умер здесь странной смертью. Попал под машину…

— Юрий Иванович, а как в разведке присваивают звания героев?

— В нелегальной разведке это произошло так. В 1979 году меня назначили ее руководителем. Постепенно во всём разбирался и однажды серьезно поговорил с Полковником К. — начальником отдела, где работали Геворк и Гоар Вартанян. Я говорю: мне теперь ясно, что из себя представляет наша Служба, потому что раньше в таком объеме я ничего не знал. Фактически имел доступ к материалам, которые показывали, сколько нелегалов у нас было до начала 1941-го, с каким объемом мы встретили войну. И после известных провалов и осложнений, включая «Красную капеллу» и все остальное, мы, несмотря на очень трудное положение, смогли восстановить свои возможности. И награжденных было много. Но среди них ни одного, кто бы получил высшую награду за работу в особых условиях. Хотя людей достойных — немало.

— Особыми называются условия работы разведчиков-нелегалов.

— И я задал тогда вопрос Полковнику К.: «Почему у нас нет ни одного Героя Советского Союза? И как вообще награждались нелегалы?» Он на меня удивленно посмотрел, пожал плечами. А сам он тоже из нелегалов, прошел через все трудности. Я предлагаю: «Давай подумаем, что можно сделать? Кто у нас уже давно на нелегальной работе и заслуживает присвоение звания Героя Советского Союза?» С неделю он думал-думал, потом говорит: «Давай предложим вот этого». Мы написали большую, очень большую справку и положили ее на стол Крючкову. Тот долго ходил по кабинету, потом взял папку и уехал к Андропову. Юрий Владимирович позвал Полковника, позвал меня и спросил: «То, что здесь написано, это правда?»

— Даже он не поверил?

— Нет, так он поставил вопрос. Я отвечаю, что всё документировано. Андропов попросил еще раз проверить все документы, потому что «это очень серьезно и чтобы никто не задавал никаких вопросов». Потом я несколько раз ездил в ЦК вместе с этими материалами и там их оставил. В ЦК сидел в наградном отделе генерал, который нами занимался. Звонит он мне: «Есть указ, всё как нужно рассмотрено, всё положительно». Я обрадовался, позвонил Крючкову. Когда поступил материал, он прошел через Юрия Владимировича, поступил к нам, и дошло дело до меня. И вот мы сидим и думаем: как же проинформировать нелегала? И послали радиограмму Вартанянам в их страну. Когда они приехали потом в отпуск, Гоар рассказывала: «Как сидела я, так и опустились руки. А Жора спрашивает: что случилось? И я ему расшифрованный текст протягиваю». Вот так я с ними лично познакомился. А до этого никогда не встречался — не виделся.