Хороша была Танюша - Яна Жемойтелите

– Ну, явился к тебе этот хрен с коробкой конфет, и дальше что?

Я вынырнула из забытья, спугнутая вопросом Сергея.

– А, этот. Он стал ко мне захаживать, пил чай и говорил о проблемах русской литературы, однажды даже сводил меня в филармонию на скучнейший концерт, который я еле высидела, потому что предыдущей ночью Мишка орал и не давал мне спать. Где-то через месяц мы перешли на ты, а там оказались в одной постели. Без пиджака он оказался не таким широким в плечах, без очков – довольно глупым на вид. Хотя не подкачал, когда снял трусы, но – никаких чувств с моей стороны. Вот именно что мальчику нужен отец, – так, по крайней мере, все тогда говорили, и я тоже так думала. А потом я однажды недосчиталась долларов, которые лежали в ящике с постельным бельем. Такой простой конвертик под стопкой наволочек и простыней. На прошлой неделе еще была тысяча, и стало вдруг восемьсот… Вот куда они делись? В квартире были только я и он…

Сергей встал, чтобы набросить на меня клетчатый шерстяной плед.

– Но мне совсем не холодно…

– Ты свернулась клубочком, как кошка, я просто подумал…

– Ну хорошо. Спасибо. Так вот, я, конечно, устроила разборку, а он: как тебе такое в голову пришло, я кандидат наук! И хлопнул дверью с оскорбленным видом.

– А доллары ты так и не нашла?

– Нет. Но оно и к лучшему. Откупилась я от этого хрена и поплыла себе дальше. И все, кто впоследствии появлялся на моей орбите, были нытиками-интеллигентами, по сути альфонсами, потому что на чистой работе платили мало, а строить теплицы они не хотели. Только мечтали, как бы продать моих голландцев и все, что еще можно продать.

– А твой сын? Где он теперь?

– В Питере. Поступил в ЛГУ, там и остался. Ты ведь сам знаешь, наверное, что мальчики уходят рано и навсегда. И надо их отпустить от своей юбки. Хотя это очень и очень сложно.

– Да… – Сергей прошелся по комнате, подкинул в огонь брикет. – Улдис долго не хотел меня принимать, мы и говорили с ним на разных языках, хотя он хорошо понимал по-русски. Пару раз брал его на рыбалку, ночевали у костра – ни гу-гу. Потом он однажды крючок насадил на палец, да так, что зазубрина насквозь прошла и из пальца торчала. С минуту терпел, не признавался, потом подошел и молча мне показал. Меня аж пот прошиб, я же перед Лаймой за него отвечаю! Хорошо, кусачки в кармане нашлись, я зазубрину откусил и осторожно крючок вынул, потом сразу в аптеку поехали, я рану перекисью обработал. И тут он вдруг на меня глаза поднял и сказал по-русски: «Только маме не говори!»

– А сейчас? Общаетесь?

– Редко. Последний раз виделись в Лондоне, я летал туда навестить дочку, ну и он был проездом. Русский почти забыл, слушает, что я рассказываю ему, и только кивает. Может, и не понимает половину, не знаю. Ты права: мальчики уходят навсегда, и хорошо, если хотя бы помнят, кто их родители.

– Ты заметил, что мы только и делаем, что рассказываем друг другу о прошлом? – я сама поняла это уже давно, но так и не смогла соскочить с темы. – Бойцы вспоминают минувшие дни. Как будто все самое важное, что только может случиться с человеком, с нами уже случилось. Отшумело. Состоялось в той самой стране, которую мы так не любили. А теперь мы преспокойно пребываем себе в возрасте дожития, как говорят в Пенсионном фонде.

– Как? В возрасте дожития? – рассмеялся Сергей.

– Вот видишь, тебе смешно. А между тем – ну что еще остается делать? Именно только доживать. Я знаю немало вполне достойных женщин, которые воспитали детей, выпустили их в мир – и растерялись. Кто-то очень быстро спился, кто-то подался в секту. Вышивкой, по крайней мере, не занялся никто, хотя в магазинах полно вышивальных наборов. Тут тебе и котята, и французские пейзажи…

– При чем тут вышивка?

– Это все, чего ожидают от дам за пятьдесят. Нас попросту списали на берег. Директор конторы, в которой я работала до последнего времени, доверил ответственные переводы какой-то новой девочке. В результате сорвались переговоры – стороны не понимали друг друга, а проект договора она перевела так, что я сразу просекла: просто пропустила текст через Google, авось сойдет. Оказалась племянница директора. А меня недвусмысленно попросили уйти на пенсию. Отработали свое, Софья Михайловна, вы всем только мешаете своим многознанием. И вообще нам нужны молодые симпатичные лица.

– Это кто тебе такое сказал?

– Директор бюро переводов. Напористый хлыщ. Нет, я еще посмотрю, как он сам будет выглядеть в пятьдесят два. Если доживет, конечно.

– Ты потеряла работу? Когда же это случилось?

– Да вот буквально на днях. Получила расчет и в сердцах пошла на маникюр.

«Там ты и клюнул на мою задницу», – хотелось добавить мне, но я промолчала.

– Так тебе нужны деньги?

– Деньги всем нужны. А в моем случае ничего страшного не случилось. Остались частные заказы и масса свободного времени, чтобы смотреть на своих голландцев.

Дождь за окном припустил с новой силой, плети упругих струй со злостью хлестали землю, как будто хляби выплескивали на нас накопившиеся за осень обиды и слезы всех униженных и гонимых, иначе откуда бы взялись в небесах целые озера воды.

– Я недавно читала, что облака – это не просто клубы пара, среди них встречаются живые сущности, с которыми можно контактировать. Может быть, некоторые люди после смерти превращаются в облака. И это не просто красивая легенда, а…

– Научный факт? – усмехнулся Сергей. – Да уж, хлещет так, что поверишь во что угодно. Кто же это так разошелся? Глядишь, и самолет не взлетит.

Он улетал завтра, уже завтра. С самого утра в Питер, а оттуда в Ригу. Но мне очень, очень хотелось, чтобы его рейс отменили.

– Иногда я спрашиваю себя: почему мы еще живем? – сказала я, глядя, как догорает в камине топливный брикет.

– То есть?

– То есть жизненная программа выполнена, «ваш талон больше не действителен», как говорят в супермаркете, и я каждый раз вздрагиваю, доставая сумку из камеры хранения. А мы все трепыхаемся, еще чего-то хотим.

Впервые эта мысль посетила меня в Хельсинки весной 2002 года, когда мы отмечали пятнадцатилетие нашего выпуска. Я была там в командировке, а большинство моих сокурсников давно осели в Финляндии. Договорились встретиться в самом центре, в элитном кафе «Энгель», и я даже немного волновалась, хотя – обычная встреча выпускников, но просто мы действительно давно не виделись. Я по своей дурацкой привычке пришла на двадцать минут раньше (очень не люблю опаздывать), поэтому, чтобы не торчать в этом кафе в одиночестве, завернула в сувенирную лавку и купила Мишке носки-перчатки, которые только входили в моду. Это когда каждый пальчик вывязан отдельно, Мишка вообще любил всякие приколы. Поразглядывала в этой лавке деревянных ангелочков, подвешенных на вертушке, просто чтобы скоротать время. И ровно без двух минут пять вошла в кафе «Энгель».

Я сразу заметила их. Своих сокурсников. Они сидели стайкой в самом углу, скромненько пили чай, потому что застолье с вином в Хельсинки – слишком дорогое удовольствие. Но как только я к ним приблизилась, повисла некая странная тишина, как будто кто-то выключил звук. Умолкли даже финны за соседними столиками, которые не имели к нам отношения.