Адениум - Светлана Литовкина

дорогу… И по следам колес найти ее тоже не получится — идет дождь, смывающий все отпечатки.

Над головой прогремел раскат грома, заставив деревья пригнуться, словно от страха перед стихией. Я лежала на мокрой траве, свернувшись клубочком и дрожа от холода.

Мое хриплое дыхание смешивалось со звуком дождя, прошивающего песок своими каплями и больно бьющего по коже. Мне нравилась это боль. Она хотя бы немного заглушала пожар, горящий внутри.

Если бы можно было все вернуть…

Я содрогнулась в рыданиях. Рик… Я больше не увижу тебя, никогда. Дрожащее сердце грызла старая, беззубая змея, которая вместо того, чтобы сразу убить, долго будет мучать, причиняя невыносимую боль.

***

Утро не заставило себя долго ждать, возвестив о приходе нового дня ярким солнечным светом. Пустыня постепенно оживала, просыпаясь после ночного разгула стихии. Легкий ветерок ласково гладил листья пальм, о чем-то шептался с высокой травой и играл в догонялки с песком, отчаянно споря, кто из них быстрее доберется до границы земли и неба.

И только я, словно мраморное мертвое изваяние, сидела возле пологого камня, постепенно теплеющего под лучами солнца, и не сводила неподвижных глаз с горизонта.

Все краски этого мира уже не трогали мою душу, которая промучившись в агонии всю ночь, умерла с первыми лучами солнца. Я чувствовала себя, словно старая египетская мумия, высохшая и уродливая. Просто оболочка, внутри которой уже нет нечего, кроме черной пустоты.

Месяц. Я должна ждать столько долгих дней, чтобы убедиться, что никто сюда не приедет.

Все сумки с вещами, которые передал вчера генерал Грэхем, лежали на том же самом месте. Я не стала разбирать их и смотреть, что внутри. Мне было все равно.

Я поморщилась, чувствуя, как ржавая игла, засевшая в сердце, вошла еще глубже. Ее уже не вытащить… Я не плакала, слезы давно закончились… Неподвижно сидела возле камня и ждала… Чего? Не знаю, просто ждала, когда пройдет этот день.

Солнце близилось к закату, окрашивая пустыню вокруг меня в оранжевый цвет. Оно медленно спускалось вниз, словно пытаясь утонуть в раскаленном песке, унося с собой дневной зной, и оставляя взамен него прохладу.

Я сидела, не шевелясь, и все так же смотрела на горизонт, в какой-то нелепой надежде, что сейчас на границе земли и неба появится автомобиль. Его автомобиль… Я боялась отвести оттуда свой взгляд, казалось, что стоит только это сделать, и последняя надежда, маленькая и хрупкая, чудом выжившая в моем мертвом сердце, умрет окончательно, забирая с собой последний шанс. Но горизонт был пуст…

Наступила ночь. Словно по команде, утихли все звуки жизни, которая бурлила в моем оазисе. Даже ветер попрощался и тоже ушел куда-то далеко отсюда. Я осталась одна среди этой мертвой тишины. Совсем одна…

Последние сутки показались мне нескончаемо долгими, как будто прошел уже целый год. Целый год без него…

Я не шевелилась, безучастно наблюдая за движением луны по небосклону. Казалось, что все мое существо превратилось в кровавую, рваную рану, и чтобы унять нестерпимую боль, нужно не двигаться, чтобы не разбередить ее.

Постепенно наступило утро. Еще одно. Совсем не нужное, и абсолютно неважное для меня. Еще один день, бесконечно тянувшийся и наконец, завершившийся. Снова наступила ночь, которую сменил новый день, не принесший ни радости, ни облегчения моей растерзанной душе.

Я сидела, безучастно наблюдая за течением жизни вокруг, и не имея никакого желания участвовать в ней. Дни шли за днями, и мне стало казаться, что я действительно окаменела, превратившись в античную статую.

— Чертов вирус! — злобно подумала я, — Нормальный человек давно умер бы, находясь столько времени без еды и воды, а я должна сидеть здесь и чего-то ждать! Сколько дней уже прошло? Я напрягла память, но она сейчас наотрез отказывалась сотрудничать со мной. Я медленно подняла руку и взглянула на часы, которые безошибочно выдали мне свой вердикт — шестнадцать. Шестнадцать суток я сижу, не сводя взгляда с горизонта и уже не надеясь на лучшее. Шестнадцать дней. Скорее всего, Рика уже не в живых…

— Но постой! — тихим голосом возразило подсознание, — Если бы он превратился, ты бы это почувствовала! Ты бы услышала его…

Я дернулась всем телом, словно по нему прошел разряд электрического тока. Прошло уже две недели, а он еще человек, он все еще жив! Я почувствовала, как в глазах защипало, словно в них налили уксус. Сердце, которое уже почти остановилось, снова застучало, почувствовав пока еще слабую, но такую желанную надежду.

Я медленно и глубоко вздохнула, до отказа наполняя легкие горячим воздухом, и поднялась с земли. Я выживу… Теперь я выживу…

Маленький заброшенный оазис среди мертвой, выжженной беспощадным солнцем пустыни. Теперь это мой дом…

Стоя по грудь в зарослях неизвестного мне кустарника, я посмотрела по сторонам. Грэхем говорил, что где-то здесь должен быть ручей с питьевой водой. Но где? Землю под ногами поглотила трава. Ничего не видно, кроме этого зеленого ковра. Поиски источника заняли у меня почти половину дня.

Продираясь через колючки и чертыхаясь себе под нос я, наконец, услышала слабое журчание воды. Но его самого не было видно. Мне в какой-то момент даже показалось, что он существует только в моем воображении.

Наконец, старания увенчались успехом. Я наступила в траву и испуганно отдернула ногу, почувствовав кожей что-то мокрое. Вот он. Маленький извилистый ручеек бежал среди изумрудно-зеленых зарослей, просачиваясь откуда-то из-под земли и разливая живительную влагу вокруг. Вода в нем была теплой, почти горячей.

Мне было уже все равно. Без сил опустившись на колени, я жадно пила, набирая ее дрожащими ладонями и поднося к лицу. Две недели жесткого поста окончательно подорвали мои силы. И пусть я сильна и вынослива, как никто другой, но это уже явно был перебор. Только теперь я начала ощущать дикий голод. Сумка с продуктами так и осталась лежать на песке, скорее всего, уже покрывшись пылью. Нужно сходить за ней, иначе долго я не продержусь.

Мне захотелось жить. Захотелось так, как никогда ранее. Рик… У меня теперь есть надежда, что ты все-таки приедешь, что я снова увижу тебя. Мне больше ничего не нужно.

Напившись, я пошла откапывать сумки с провизией, которые уже основательно занесло песком. Сейчас они казались мне тяжелыми, просто неподъемными.

С трудом затащив одну из них в тень и расстегнув молнию, я набросилась на еду, словно видела ее первый и последний раз в жизни. Грэхем предупреждал меня, что там все сухое, но сейчас мне было уже не важно.

Галеты, обезвоженные и