Попал - Никита Дейнеко

— Кому стоим? Давай милейший отслюнявь мне мои пять кусков. И пошевеливайся.

Тот подошел к сейфу, взял две не слишком толстые пачки и присоеденив к ним еще десяток ассигнаций, обернулся ко мне протягивая деньги. Я указал клинком на стол.

— Сюда клади!

Он шаркая подошвами, подошел к столу, положил деньги и застыл глядя на меня глазами побитой собаки. «Э как расстроился болезный. Прям с кровью от сердца отрывает».

— Ну что вы опять застыли как памятник Дюку Ришелье, закрывайте уже свои закрома.

Гуревич с недоумением и робкой надеждой посмотрел на меня. Пришлось попенять недоверчивому еврею:

— Неужто, милейший, вы подумали, что я буду вас грабить?

Тот всем своим видом показал, что именно так он и подумал.

— Это, знаете, даже обидно. Уверяю вас, милейший, я не грабитель.

— А как же это? — Несколько приободрившись, он указал на стол, где лежали деньги.

— А это называется акт купли-продажи. — Сказал я пряча деньги в карман. — Только-что вы совершили самую выгодную в своей жизни сделку. За какие-то жалкие пять тысяч ассигнациями вы выторговали жизнь себе и своим близким. И даже более того — получили в качестве утешительного приза, вот эти побрякушки.

Я указал клинком на камешки, забытые на столе. Потом резко, со свистом, махнул своей недошпагой возле самого лица вновь побледневшего ювелира и мило улыбнулся, ощерив зубы. От этой улыбки беднягу пробрала дрожь. Он суетливо дрожащими руками стал закрывать сейф и задвигать на место шкаф.

— Тор! — Обратился я к молчаливому хлопцу. — Выведи этого парнишку в торговый зал и последи, чтобы он с испугу там ничего не натворил. Если будет кочевряжиться пальчики ему пересчитай.

Митька по прежнему молча кивнул и схватив приказчика за ворот, поднял с колен и выволок из кабинета.

— Ну что уважаемый! — Глянул я на ювелира. — Садитесь-ка за стол. Пришло время серьезно поговорить. Вы как? В адеквате или совсем расписались?

Видя, что бедняга не совсем в форме, сказал:

— Эко как вас плющит. Ну ничего! Сейчас проведем сеанс химиотерапии. — Говоря это, я спрятал свою шпагу в трость, трость положил на стул и подошел к шкафчику, где стояли бутылки и графинчик со светлой жидкостью. Взял графинчик вытащил хорошо притертую пробку и понюхал. Пахло восхитительно! Водкой пахло. Нашел здесь-же рюмку, налил почти до краев и поставил перед страдальцем. Тот с полминуты недоумевающе смотрел на емкость, потом схватил и быстро не поморщившись проглотил живительную влагу. Я достал вторую рюмку, наполнил ее больше, чем наполовину и поставил рядом с пустой. Затем, углядев рядом с бутылками тарелку с како-то стряпней, поставил тарелку на стол. Гуревич медленно взял наполненую водкой рюмку, выпил и, похрустев какой-то печенюшкой, уставился на меня.

— Что смотрите милейший? Возьмите бумагу, перо и пишите расписку.

Тот посмотрел на меня как на умалишенного и испуганно и одновременно недоуменно произнес:

— Какую расписку?

— Пишите: «Я Гуревич М. И. купил у предъявителя сей расписки пять драгоценных камней за пять тысяч рублей». Ставте число и подпись.

Тот покопался в столе извлек листок бумаги и стал безропотно писать. Написав, он в который раз посмотрел на меня, явно не понимая, что еще можно ждать от этого сумасшедшего. Я протянул руку через стол и взял бумажку. Внимательно прочитав, сложил и спрятал в карман. Проследив взглядом за злополучным листком Гуревич спросил:

— Зачем это вам?

— Что зачем?

— Расписка эта вам зачем?

Вот блин спросил! Я и сам не совсем понимал, на кой хрен мне его расписка. Я тут полчаса несу всякую пургу, чтобы сбить с толку, ну и покошмарить бедного еврея, имея целью срубить с него немного бабла, что ой как непросто. Пухляш оказался довольно крепким орешком и как только я снижал градус отмороженности, он тут же отыгрывал очки.

Конечно, я мог бы окончательно запугать его, но мне был нужен этот хитровыделанный еврей. А для этого его нужно было не только кошмарить, но и намекать на некие преференции в случае наших дальнейших и взаимовыгодных отношений. Расписка должна стать для него неким порогом между, бандитским наездом, причем с обеих сторон и почти джентельменским торговым соглашением. Эта, по большому счету, ни к чему не обязывающая бумажка должна дать ему и мне хотя бы тень некой юридической обоснованности наших дальнейших договоренностей. Но я не стал рассказывать обо всех этих хитросплетениях и, решив подпустить еще большего тумана, сказал стараясь придать своим словам нарочитую значительность:

— Во всяком деле должен быть порядок.

Тот еле заметно скривился, но видимо боясь вызвать новую волну не контролируемой ярости, не стал акцентировать свой скепсис насчет порядка. Я же, помолчал немного и, твердо глядя ему в глаза, заявил:

— Уважаемый господин Гуревич, я предлагую забыть наши довольно мелкие разногласия и начать наши, надеюсь взаимовыгодные отношения с чистого листа.

У того видимо шумело в голове как от выпитой водки, рюмки-то были не маленькими, так и от того кошмара, который я ему устроил. Потому он вначале не врубился и, глядя на меня глазами беременной коровы, молчал.

— Таак…. — Протянул я. — Видимо химиотерапия не помогла. А может доза мала? Михаил Исакович вы себе еще из графинчика плесните. Вон он стоит — графинчик-то. С рюмочкой рядышком. — Указал я на стол.

Гуревич мутным взором прошелся по столу, оглядел рюмки, графин, тарелку с плюшками, камни, которые так и лежали на столе, потряс головой и спросил:

— Простите! Что вы сказали?

А молодец толстяк! Почти мгновенная адаптация. Надо мне осторожней с ним. А то сам не замечу как все «непосильным трудом» награбленное отдам, да еще и должен останусь.

— Да я, собственно, предлагаю забыть все эти мелкие недорозумения, что между нами случились. Подумаешь: вы меня пытались убить, я вам хотел горло перерезать. Ничего страшного. Дело-то житейское. Пусть это останется в прошлом. У меня, знаете, еще есть немного брюликов, да и зеленые камушки имеются. И я бы хотел их куда-нибудь пристроить, к нашей с вами обоюдной пользе. Как вы на это смотрите уважаемый господин Гуревич?

Тот некоторое время помолчал и, окончательно взяв себя в руки, произнес:

— Я уже вам говорил, что в нашем городе такие бриллианты сбыть затруднительно, то же самое касается и изумрудов, тем более еще не обработанных.

— Ой не парьте мне мозг. Никогда не поверю, что у вас нет связи с Питером или Москвой.

— А расходы на перевозку! А еще расходы на безопасность. Путь-то далекий и всякое может случиться.

— А еще чиновникам надо отстегнуть, попам занести, полиция опять-же. — Задумчиво добавил я. Потом спросил: