Англичанин Сталина. Несколько жизней Гая Бёрджесса, джокера кембриджской шпионской колоды - Эндрю Лоуни

20 августа его положили в Боткинскую больницу – в специальную палату для сердечников – с запущенным атеросклерозом, болезнью, сорок лет назад убившей его отца. Там он умер во сне. Это случилось в пятницу, 30 августа, в 6 часов утра; диагноз – острая печеночная недостаточность. Ему было 52 года.

Россия на это отреагировала лишь некрологом из 78 слов, помещенным на четвертой полосе газеты «Известия». Зато информация о его смерти появилась на первых полосах газет всего мира, а также было показано телевизионное интервью, данное им Тому Дрибергу годом раньше. Блант вместе с Джоном Голдингом находился в это время на юге Италии. Голдинг отметил, «как сильно он расстроился»[1032].

Если верить русским авторам Юрию Модину и Генриху Боровику, Бёрджесс не виделся в Москве с Кимом Филби. Или их «развели по разным углам» русские власти, или Филби отказался встречаться с Бёрджессом. Согласно утверждению Модина, «он так и не смог простить Бёрджессу побега с Маклином. Он считал его предателем, нарушившим свое слово, зная, что, сделав это, он оставит друга в смертельной опасности»[1033].

Но третья жена Филби Элинор утверждает, что они встречались – «ненадолго, когда он умирал в больнице». Это подтверждают биограф Филби Патрик Сил и генерал КГБ Сергей Кондрашев. По иронии судьбы два человека, жизни которых были тесно переплетены – они оба отказались от всего и отправились в ссылку, в конце концов «отдалились друг от друга». Согласно Кондрашеву, «Бёрджесс относился к Филби с подозрением»[1034].

Эвелин, которой было уже далеко за семьдесят, слишком плохо себя чувствовала, чтобы поехать на похороны. Найджел отправился в Москву один. Когда он покупал билет в авиакомпании Томаса Кука, кассир спросил его, нужен ли ему обратный билет или только в одну сторону.

Похороны Гая Бёрджесса состоялись теплым сентябрьским утром – в среду, 4 сентября, – в Донском крематории, построенном в стиле 1930-х годов, знаменитом количеством расположенных вокруг урн и табличек с именами бывших деятелей советских тайных служб, умерших на боевом посту. На церемонию прощания собралось чуть больше десятка человек, среди них: Дональд и Мелинда Маклин, преданная экономка Бёрджесса Надежда Петровна, журналисты – Джон Миллер, Ричард Хьюс, коллеги по Издательству иностранной литературы и несколько советских офицеров разведки, включая Модина. Говорили, что Филби не пришел на церемонию из-за присутствия журналистов. Было также несколько представителей сообщества экспатриантов – Арчи Джонстон, бывший редактор «Бритиш Элли», британской пропагандистской газеты в России, Ральф Паркер, бывший московский корреспондент «Таймс», и Лен Уинкотт, участник Инвергордонского мятежа 1931 года в Королевском ВМФ[1035].

Тело Бёрджесса в черном гробу, задрапированном красным крепом, было доставлено в крематорий в синем фургоне. В крематорий его внесли шесть человек, среди которых были Дональд Маклин, Найджел Бёрджесс и Джереми Вульфенден под аккомпанемент «Арии на струне соль» Баха. У гроба было поставлено три шестифутовых венка из ирисов, роз и хризантем. На одном была лента с надписью «Гаю от британских друзей», на другом была надпись на русском языке от коллег по Издательству иностранной литературы. С речами выступили представитель издательства и Маклин, назвавший Бёрджесса «талантливым и смелым человеком, который посвятил свою жизнь тому, чтобы сделать мир лучше». После двухминутного молчания, нарушаемого только тихими всхлипываниями Надежды, когда гроб скрылся за дверями крематория, оркестр заиграл «Интернационал». Вся церемония завершилась за семнадцать минут. После нее Маклин остановился у дверей, словно деревенский викарий, пожал руку каждому скорбящему и поблагодарил всех за то, что пришли[1036].

После смерти Бёрджесса сотрудники КГБ забрали из квартиры все его бумаги, позволив семье взять только некоторые памятные вещицы. Толя исчез, и больше о нем никто никогда не слышал. Найджел вспоминал, что он «привез домой одну или две книги, столик, забавный чернильный прибор – вот и все; пианолу я отдал ужасной даме необъятных размеров, которая была плакальщицей – у них есть плакальщики на похоронах. Она издавала звуки, как паровой двигатель. Она и получила пианолу»[1037].

Бёрджесс не оставил завещания, но инструкции, которые он дал в письме Эстер Уитфилд в 1962 году, были по большей части выполнены. Найджел получил 6222 фунта с его британского счета[1038], но 2 тысячи фунтов Филби оказались настоящей головной болью, поскольку Филби в это время был не в России, а в Бейруте. Казначейство искало возможность обвинить «третьего человека» по крайней мере в нарушении закона о валютном регулировании, если деньги будут переведены на его российский счет, поскольку технически он оставался гражданином Британии[1039].

Бёрджесс также оставил ему письменный стол, переносной орган, кресло, одежду – они были примерно одной комплекции – и много книг. Элинор Филби понравилась репродукция Пауля Клее, висевшая в ванной[1040]. Хотя Маклин и Бёрджесс никогда не были близки и в Москве общались очень мало, Маклин помог Найджелу разобраться с московской бюрократией. Человеку, с именем которого он был бесспорно связан, но их общение оказалось мимолетным, Бёрджесс не оставил ничего[1041].