Политическая цензура в СССР. 1917-1991 гг. - Татьяна Горяева

«Ветер перемен» уже проникал сквозь потрескавшийся «железный занавес», разделявший мир на две несоединимые части. Международные контакты СССР к этому времени начали оживать. Знаменательным в этом смысле стало принятие решение Президиума ЦК КПСС от 14 июля 1955 г. «О разрешении туризма иностранцам и ввоза фотоаппаратов»{719}. Однако начавшиеся перемены не коснулись хорошо отлаженной бюрократической машины, которая после XX съезда партии замерла в ожидании изменений.

В качестве итогов рассмотрения истории цензуры в СССР периода Великой Отечественной войны и первого послевоенного десятилетия кратко изложим ее основные особенности. Цензура военного периода осуществляла две функции: охрану государственных (военных, экономических и политических) тайн и политико-идеологический контроль в усиленном режиме, включая репрессивные действия по изъятию литературы и наказанию провинившихся. Критерии цензурных запретов стали более четкими, «самоцензура» определялась объединяющим всех стремлением к победе и требованиями военного времени, что в какой-то степени упрощало процедуру контроля и облегчало работу цензоров. Существенно расширилась за счет увеличения функций и объемов работы по цензорскому контролю и перлюстрации деятельность НКВД и его управлений. Требования и обстановка военного времени были закреплены в дальнейшем указами и постановлениями об ответственности за разглашение государственной тайны, повышением бдительности и персональной ответственности каждого цензора. Резко расширилась сеть различного рода спецфондов, спецхранов и секретных архивов, ограничив доступ к информации и ее использованию, в том числе партийных документов и трофейных материалов (книжных фондов и архивов). Сформировавшиеся к началу войны и окрепшие к ее окончанию идеологические критерии и контролирующие формы советской политической цензуры были насильственно введены в странах Восточной Европы, освобожденных от фашизма советскими войсками.

В результате проведенной работы по упорядочению структуры, функций и методов работы цензуры был четко налажен механизм взаимодействия Главлита с партийными и репрессивными органами для проведения предварительного и последующего контроля всей выпускаемой литературы. Ликвидация Главреперткома была вызвана концентрацией и усилением идеологического контроля в связи с изменением международной обстановки, изоляцией СССР и максимальной политизацией всех сфер общественной жизни. В таких условиях Главлит эффективно проводил все мероприятия организованных Сталиным политических кампаний 1946–1953 гг., в основе которых лежало стремление властей устрашить общество, «подкрутить» идеологические гайки, «поставить на место» интеллигенцию, которая в годы войны стала по-новому понимать свое место в обществе.

Наступившее в советском обществе после смерти Сталина оцепенение не застало органы цензуры врасплох: Главлит чутко реагировал на все новые тенденции. Постановка классического репертуара в театрах и широкое переиздание литературы XIX — начала XX в. рассматривались идеологическими и цензурными органами как стремление интеллигенции использовать их в качестве эзоповского языка.

Критика культа личности Н.С. Хрущевым на XX съезде партии была воспринята обществом, и прежде всего творческой интеллигенцией, как сигнал для пересмотра многих историко-культурных и идеологических проблем, для начала широких открытых дискуссий. Обсуждался роман В. Дудинцева «Не хлебом единым», по-новому стала трактоваться статья В.И. Ленина «О партийной организации и партийной литературе». Общая атмосфера также свидетельствовала о либерализации жизни советского общества: выставка Пикассо в 1956 г., Московский фестиваль молодежи и студентов 1957 г., появление мемуарной литературы (хотя и прошедшей цензуру) о периоде 1910–1920-х гг. Однако новые явления, которые находили отклик у большей части общества, были дозированы и отрегулированы совместными усилиями ЦК партии (Отдел культуры) и творческих союзов. Эти органы постоянно следили, анализировали и «поправляли» в достаточно резкой форме все мало-мальски заметные общественно-культурные события. Окрик партии всегда постоянно преследовал каждого самостоятельно мыслящего.

Очередному витку «борьбы с очернительством» предшествовала детальная проработка в Отделе культуры ЦК тактики, которая была изложена в информационной записке 1956 г.: «У некоторых писателей имеется тенденция рассматривать культ личности как закономерное порождение социалистического строя, стремление найти в нашем обществе социальные силы, породившие его. Раздавались голоса о происшедших якобы под влиянием культа личности коренных изменениях социальной природы советского общества, о коррупции партийного и государственного аппарата… На собраниях писателей и работников искусств подвергается резкой критике сложившаяся в период культа личности практика руководства литературой и искусством. Писатели выражают недовольство системой мелочной опеки и регламентации, администрирования, директивного навязывания субъективных суждений, которые не до конца преодолены еще в практике работы органов искусства, издательств, в нашей печати».

Власть расценила критику действительных недостатков в практике руководства искусством как стремление «освободиться» от всякого влияния партии и государства на развитие искусства и защищать «“свободу творчества” в буржуазно-анархическом, индивидуалистическом духе». Попыткой «теоретического обоснования» такой порочной тенденции была объявлена опубликованная в «Вопросах философии» (№5 за 1956 г.) статья Б. Назарова и О. Гридневой, в которой отстаивалась идея стихийного развития искусства и выдвигалось требование ликвидации государственных органов по руководству им. Авторы статьи опирались на высказывания В.И. Ленина, утверждая, что он был против всякого руководства процессом развития искусства, которое является продуктом «свободного цветения». Отмечался и ряд других выступлений, направленных против партийности искусства и принципов социалистического реализма: статьи И. Грабаря («Литературная газета») и А. Каменского («Новый мир») по вопросам изобразительного искусства; Н. Гудзия («Литературная газета») по вопросам литературной теории и др.

Попытки пересмотреть партийные решения о литературе и искусстве, принятые в 1946–1948 гг., были также встречены с нескрываемым недоброжелательством. Так, выступление секретаря правления СП СССР К.М. Симонова 30 октября 1956 г. на совещании заведующих кафедрами советской литературы, в котором он подверг критике доклад А. Жданова и постановление ЦК о журналах «Звезда» и «Ленинград» и о кинофильме «Большая жизнь», было оценено негативно, поскольку основное содержание этих постановлений ЦК по-прежнему считал «совершенно правильным и сохраняющим свое значение и сегодня».

Начала разворачиваться кампания против Б. Пастернака и его романа «Доктор Живаго». Отказ в публикации романа и явный интерес к нему зарубежных издательств, хождение романа в рукописи среди отечественных литераторов и студенческой молодежи, в частности на филологическом факультете МГУ, вызывали ярость партийных чиновников. В этой обстановке выделилась группа писателей и деятелей искусства (Ф. Панферов, М. Исаковский, М. Царев, Е. Вучетич, А. Герасимов и другие), которые обратились в ЦК КПСС с письмом, в котором говорилось, что «в творческих организациях подняли головы остатки разгромленных в свое время партией группировок и течений, которые ведут открытую атаку на основы нашего мировоззрения, на социалистический реализм и на руководство литературой и искусством». Это письмо, инициированное по указке сверху, явилось основой ужесточения политики в отношении творческой интеллигенции. ЦК признал необходимым осуществить следующее: «1. Разъяснить секретарям Правления Союза писателей СССР, что они обязаны организовать и возглавить выступления на дискуссиях, собраниях и в печати в защиту политики партии в области литературы и искусства, мобилизовать творческие силы писателей на решение задач, поставленных XX съездом КПСС […] 3. Поручить редакции газеты “Правда”» выступить с редакционной статьей, в которой разъяснить в свете решений XX съезда КПСС вопросы, выдвигаемые писателями и деятелями искусства об отношении партии к постановлениям ЦК о литературе и искусстве, принятым в 1946–1948 гг.»{720}.