Мария Башкирцева. Дневник - Мария Башкирцева

– Не понимаю, почему вам, с вашими способностями, так трудно даются краски.

Да, я тоже не понимаю, но я парализована. Больше нечего бороться. Надо умереть. Боже мой, милостивый Боже! Больше, значит, нечего и не от кого ждать! Всего возмутительнее то, что я наполнила дровами камин без всякой надобности; мне совсем не холодно… когда, быть может, в ту же самую минуту есть несчастные, голодные, холодные, плачущие от нищеты. Эти размышления сразу останавливают слезы, которые я была готова проливать. Быть может, это только так кажется, но я думаю, что предпочла бы полную нищету, так как тогда уже нечего бояться, а с голоду не умирают, пока есть силы работать.

18 февраля

Сейчас я бросилась пред моей постелью на колени и просила у Бога справедливости, милосердия или прощения! Если я не заслуживаю своих мучений, пусть Он окажет мне справедливость! Если я совершила дурное, пусть простит! Если Он существует, если Он таков, как нас учат, Он должен быть справедлив, Он должен быть милосерд, Он должен простить!

У меня Он один, естественно, что я ищу Его и заклинаю не оставлять меня в отчаянии, не вводить меня в грех, не позволять мне сомневаться, богохульствовать, умереть.

Мой грех таков же, каково мое мучение; я, наверно, ежеминутно совершаю небольшие грехи, которые составляют ужасающий итог.

Сейчас я грубо ответила тете, но я не могла: она вошла в ту минуту, когда я плакала, закрыв лицо руками, и умоляла Бога сжалиться надо мною. О, какая я жалкая!

Не надо, чтобы видели, как я плачу; подумают, что я плачу от любви, а я при этом заплакала бы от досады.

19 февраля

Надо что-нибудь сделать, чтобы рассеяться. Я говорю это из глупого подражания тому, что пишут в книгах. К чему рассеиваться? Мучение даже развлекает, и потом, я не похожа на других и ненавижу все заботы о себе – нравственные и физические, потому что я ничему этому не верю.

Ницца. 24 февраля

Ну да! Я в Ницце!

Мне захотелось принять ванну воздуха, погрузиться в свет, услышать шум волн. Любите вы море? Я с ума схожу по морю, только в Риме я его забываю… почти.

Я путешествовала с Полем… Нас принимали за мужа и жену, что меня сокрушало в высшей степени. Так как наша вилла нанята, мы отправились в hotel du Parc; прежняя вилла Acqua Viva, где мы жили восемь лет тому назад. Восемь лет! Я путешествую для удовольствия.

Ночь прекрасна, и я удаляюсь одна до десяти часов вечера; я отправляюсь бродить по берегу и петь под аккомпанемент волны. Ни одной живой души, и так чудесно, после Парижа особенно. Париж!

22 февраля

Какая разница с Парижем! Здесь я просыпаюсь сама, окна открыты всю ночь. Я занимаю ту комнату, где брала уроки рисования у Бенза. Мне видно солнце, которое мало-помалу освещает деревья около маленького бассейна среди сада, так же, как тогда; моя маленькая классная оклеена теми же обоями, теми самыми, которые я сама выбирала. Погода чудная!

23 февраля

Вчера мы ездили в Монако. Никогда не смогу высказать, до чего мне отвратительно это гнездо кокоток. Я вошла только на десять минут в залу, но мне и этого было довольно, так как я не играла.

Слушали opera comique в новой зале, которая очень красива и в теперешнем вкусе.

С наступлением ночи я гуляю и восхищаюсь морем и небом. Какие краски, какая прозрачность, какая чистота, какое благополучие!

24 февраля

Я бываю счастлива, когда мне удается погулять одной. Волны по красоте ни с чем не сравнимы; прежде чем идти слушать Патти, я слушала их пение. После дождя была чудная, мягкая прохлада. Так хорошо для глаз смотреть в темную синеву неба, моря и ночи.

Париж. 3 марта

Я уехала вчера в полдень; была чудесная погода, и я готова была проливать искренние слезы, покидая эту чудную, несравненную местность.

Мне бы теперь хотелось уехать из Парижа, мой ум блуждает, я чувствую себя словно потерянной. Я ничего более не ожидаю, ни на что не надеюсь. Я в отчаянии; я предалась на волю Божию. Я думаю, думаю, ищу и, ничего не находя, испускаю один из тех вздохов, после которых чувствуешь себя еще более угнетенной, чем прежде. Скажите, что бы вы сделали на моем месте?

Теперь, когда я опять в этом беспощадном, безжалостном Париже, мне кажется, что я не вполне нагляделась на море, мне бы хотелось увидать его еще раз. Знаете, с нами наша собачка Богатель, раздавленная в спа и каким-то чудом выздоровевшая. Жаль было оставить ее там одну. Нельзя себе представить всю доброту, верность и привязанность этого животного! Она не расстается со мной, помещается всегда под моим стулом и прячется со смиренной и умоляющей миной, когда тетя начинает защищать от нее ковры.

Пьер Огюст Ренуар. Тилла Дюрье (Отилия Годефруа – 1880–1971). 1914

5 марта

С завтрашнего дня вновь принимаюсь за работу. Даю себе еще один год. Один год, во время которого буду работать еще усиленнее, чем прежде. К чему служит отчаяние? Да; это фраза, которую говорят, когда отчаяние уже до некоторой степени миновало, но когда вы еще не вполне освободились от него.

В ту минуту, когда решишь не искать больше, находишь. Во всяком случае, живопись не может быть мне вредной. Это потому, что мне никто не помогает!.. Напротив… Так, мой ангел, приискивай себе извинения, чтобы скрыть недостаток своих познаний.

Романы! Песни! О! Видите ли!!! Я пишу, думаю, воображаю, изобретаю, волнуюсь! А потом я останавливаюсь – и все та же тишина, то же одиночество, та же комната. Неподвижность мебели кажется мне каким-то вызовом и насмешкою. Я тут бьюсь в кошмаре в то время, как другие живут!!! Слава? Да, слава!

Я выйду замуж. К чему откладывать эту развязку? Чего я жду? С той минуты, как я отказываюсь от живописи, все пусто. В таком случае… ехать в Италию и там выйти замуж… Не в России, ибо купленный русский был бы слишком ужасен. Впрочем, в России я легко вышла бы замуж, особенно в провинции, но я не так глупа. В Петербурге? Ну, что ж, если бы мой отец захотел, он мог бы устроить так, чтобы мы провели там зиму…

Итак, будущую зиму в Петербурге! Я не думаю, что люблю свое искусство: это было средство, я покидаю его… Правда? О! Я ничего не знаю… Не отложить ли на год? То время, что остается до срока нашей квартиры?

То be or not to be?

Году недостаточно… Но по прошествии года будет видно, стоит ли продолжать… Но в Италии, если я услышу о молодых художницах, я буду беситься и горевать, и каково мне будет слышать похвалы какому-нибудь таланту, когда я буду в Неаполе или в Петербурге? И притом все это было бы основано на моей красоте. А если я не буду иметь успеха? Потому что недостаточно нравиться, надо нравиться именно тому, кому хочешь.