26 главных разведчиков России - Леонид Млечин

Большая часть аппарата разведки, условно говоря, состоит из консерваторов. Либералов меньшинство. Эти люди осторожны в высказывании своих политических взглядов, потому что единомышленников у них здесь немного. Остальные разведчики в той или иной степени недовольны происходящим в стране еще с горбачевских времен. Причем это свойственно не только ветеранам. И молодые люди со значением говорят:

— Подождите, еще все вернется, как было.

Во-первых, консерватизм разведки естественен — это все— таки военизированная среда, хотя абсолютное большинство надевает форму раз в несколько лет только для того, чтобы сфотографироваться на новое удостоверение.

Во-вторых, разведчики многое потеряли в результате перемен в стране. Они утратили привилегированное положение, которое в советские времена гарантировало выезд за границу и почтительное отношение окружающих.

В-третьих, даже очень разумные люди, давно разочаровавшиеся в советской системе, отвергают сближение с Западом и требуют национально ориентированной политики, как они ее понимают. Они все равно не любят американцев. Для них партнерство с Западом и либеральные реформы в экономике — в лучшем случае глупость, в худшем — сознательное стремление разрушить страну. Они никогда не поверят, что Запад способен быть союзником России и искренне желать ей добра.

Влияют ли настроения аппарата разведки на ту информацию и оценки, которые служба дает президенту? Правы ли дипломаты, которые считают, что специальные службы рисуют окружающий мир в искаженном свете и утверждают, будто страна со всех сторон окружена врагами?

Разведчики, с которыми я разговаривал, убеждали меня в том, что достоверность разведывательной информации гарантируется многоступенчатой системой ее проверки. Любое сообщение резидентуры будет проверено в центре, сопоставлено с информацией из других источников. Разведка не может позволить себе опозориться, представив президенту ложные данные. Такая история может сломать не одну генеральскую карьеру.

Но никто и не говорит о сознательном искажении фактов. Речь идет об их подборе, оценке и интерпретации. Почему акценты в своих прогнозах и оценках разведка ставит иначе, чем дипломаты или ученые? возможно, дело в том, что даже в мирное время, даже после окончания холодной войны разведчики все равно ощущают себя так, словно они находятся на поле боя. Не повлияла ли в этом смысле атмосфера разведки на самого Примакова? Я спросил его близких друзей, не изменился ли сам Евгений Максимович.

Они были единодушны:

— Не он изменился, а при нем многое в разведке изменилось… Единственное, что в нем самом изменилось, это то, что о работе у него, как говорится, клещами ничего нельзя было вытащить. Под пытками бы не рассказал. Ну, мы тоже понимали, не спрашивали у него то, что спрашивать нельзя.

Считается, что сам Примаков — человек, настроенный антиамерикански. И что эти настроения в нем усилились за годы работы в разведке…

Хорошо помню настроения 1992 года — прошло примерно полгода после назначения Евгения Примакова на пост начальника разведки. Знакомые мне разведчики, молодые еще ребята, в приватных беседах жаловались на свою беззащитность: американцы наконец нашли возможность рассчитаться с ними за все.

Сотрудники Службы внешней разведки говорили, что к известным всем бедам — катастрофическая нехватка свободно конвертируемой валюты, необходимость сильно сократить центральный аппарат и состав резидентур по всему миру, отказаться от прежних прикрытий — добавилась новая: американцы требуют от Москвы прекращения всякой тайной деятельности против Соединенных Штатов. И что Примакову очень трудно противостоять этому давлению, он вынужден сдерживать своих людей.

В Италии и Бельгии тогда были арестованы Российские агенты, занимавшиеся промышленным шпионажем.

На самом деле, оправдывались наши разведчики, промышленным шпионажем занимаются решительно все страны:

— Эти упреки — не что иное, как пропагандистская кампания, цель которой — вывести нашу разведку из игры. Провалы американцы раздули для того, чтобы прижать администрацию Ельцина к стенке: как же вы можете красть промышленные секреты и вербовать агентов в странах, которые сейчас бескорыстно помогают России?

Жалобы Российских разведчиков производили тогда сильное впечатление. Если Министерство безопасности (затем переименованное в Федеральную службу контрразведки, а затем — в Федеральную службу безопасности) как наследник КГБ не пользовалось особыми симпатиями, то к разведке всегда относились нейтрально или даже положительно.

Даже в такое революционное время, каким был переходный период от Советского Союза к самостоятельной России, общество в целом согласилось с тем, что государство не может обойтись без разведывательной службы. Хотя и самый невинный вид шпионажа — охота за промышленными и технологическими секретами — малопочтенное ремесло. Пока не пойман — разведчик, а уж если пойман — вор.

Воровать свои секреты американцы не позволяют ни французам, ни немцам. Разоблачение в Соединенных Штатах израильского шпиона породило взрыв негодования против ближайшего союзника. Стоило ли удивляться, что готовность помогать России не означала выдачу индульгенции на промышленный шпионаж?

Судя по рассказам разведчиков-ветеранов, Примаков — во всяком случае, в первые годы — сдержанно относился к вербовке американцев. Хотя его убеждали в том, что здесь нет ничего зазорного — при наличии партнерских отношений вести еще и разведывательную работу. В советские времена во всех резидентурах была линия ГП — работа против главного противника, то есть против американцев. Сидит наш разведчик, например, в Румынии, а занимается на самом деле американцами, то есть старается завербовать кого-то из сотрудников американского посольства или корреспондентов.

При Примакове понятие «главный противник» исчезло. В ходу другой термин — работа с гражданами приоритетных стран. Изменились и критерии работы. Раньше с удовольствием вербовали любого американца — хоть повара в посольстве, хоть горничную военного атташе, если они сами ничего рассказать не могут, то хотя бы аппаратуру подслушивания заложат. На предложение завербовать такого человека Примаков обыкновенно отвечал резидентуре отказом.

На всех совещаниях и на встречах с резидентами в ведущих странах, которых он принимал сам, Евгений Примаков повторял:

— Нужны агенты, имеющие доступ к государственной тайне, то есть серьезные люди.

В прежние времена вербовочное предложение любому иностранцу делалось с санкции председателя КГБ. Теперь с разрешения директора Службы внешней разведки.

Когда речь идет о вербовке важного агента, добро получали у генерального секретаря. Теперь вербовка происходит, видимо, с санкции аппарата президента.

Почему разведка сама такой вопрос решить неправомочна?

Во-первых, часто речь идет о выплате агенту таких сумм, которыми начальник разведки распоряжаться не вправе. На сей счет установлены строгие правила: сколько денег может своим решением выделить заместитель директора разведки, сколько — сам директор. За более крупными суммами приходится обращаться к президенту, чтобы он их выделил — иногда это миллионы долларов — из секретных фондов.