Кодекс Люцифера - Рихард Дюбель

– Тебе помочь?

– Да, пожалуйста.

Мужчины переглянулись. Один из них пожал плечами. Они попросили Павла сесть возле кромки леса. Павлу было все равно, лишь бы они не интересовались новой просекой. Поваленное дерево находилось от них не более чем в двадцати шагах, хотя и полускрытое зарослями кустарника, но все же достаточно близко. Сердце Павла отчаянно колотилось. Один из мужчин вытащил нож с таким коротким клинком, что было ясно: это лишь обломок большого кинжала, переделанного на три, а то и на четыре таких ножа. Железо во все времена стоило дорого. Обладатель ножа переводил взгляд с руки Павла на свой инструмент и обратно. Павел видел пятна и остатки жира на коротком клинке; очевидно, недавно ножом пользовались, чтобы нарезагь мясо или сало к обеду. Мужчина поднял нож, тщательно облизал его и провел лезвием у себя под мышкой. Наконец он положил левую руку Павла к себе на колено, крепко зажал ее своей левой рукой – привычное движение человека, который, наверное, и барахтающийся молодняк придерживал точно так же, и возбужденного барана, собираясь превратить его в овцу, – и осторожно прижал острие к тыльной стороне ладони Павла. Монах отвернулся и напряг все мускулы.

– Так что здесь все-таки произошло? – поинтересовался один из мужчин и с задумчивым видом вырвал шип из кожи на голове Павла.

Юноша вздрогнул и стал ждать боли пореза, который пройдет по всей длине его кисти, вдоль засевшего в ней шипа, чтобы облегчить его извлечение из-под кожи. Для того чтобы вытащить занозу, необходимо было причинить еще большее увечье руке. Павел все это знал, но знание помогало мало.

– Олень, – пояснил он, – неожиданно выскочил из леса и увидел меня. – Он улыбнулся совершенно ненатурально, но все трое мужчин сочли этот факт при данных обстоятельствах совершенно понятным. – Вообще-то он испугался не меньше, чем я. Поэтому метнулся обратно в лес и мимоходом спихнул меня в терновник.

– А что ты там делал, брат?

Павел подумал, что сдержанность тут совершенно неуместна, если он хочет, чтобы они поверили его рассказу. Каких-то двадцать шагов отделяли его от укрытия, в котором сидели Бука и его заложники, и от веревки вокруг шеи или побивания камнями. Он прикинулся смущенным.

– Вообще-то я как раз присел в кустах, чтобы облегчиться, – наконец закончил он.

Трое мужчин озадаченно переглянулись. Затем на их лицах появились улыбки.

– Ну и как, успешно?

– Да я и начать-то не успел, – вздохнул Павел.

Трое мужчин радостно захохотали. Один из них дружески хлопнул Павла по плечу и вогнал себе в ладонь занозу, висевшую на рясе.

– Ай, черт побери! – выругался он. – Прошу прощения, брат.

– Нет, сын мой, – возразил Павел, бывший лет на двадцать моложе самого молодого из них. – Ты совершенно прав: черт побери!

– Олень был большой? – поинтересовался мужчина с ножом.

– Огромный!

– С большими рогами?

Павел посмотрел мужчине прямо в глаза.

– А почему ты спрашиваешь?

– Прикидываю, сколько на нем может быть мяса, – ответил ему второй мужчина. – Если он действительно огромный, то вся деревня неделю мясо есть может. – Он лукаво подмигнул Павлу. – Конечно, если помещик не заметит, что мы его убили.

Лезвие по-прежнему находилось прямо у отверстия раны. Рука Павла горела и пульсировала. По сравнению с этой болью ссадины в других местах, где он поцарапался или ушибся, просто бледнели.

– В марте, – медленно произнес Павел, – на оленях почти нет мяса. Они его сбрасывают осенью. Он был такой тощий, что аж просвечивал.

Мужчина с ножом едва заметно шевельнул пальцами, и целую головокружительную секунду Павел видел, как кожа, натянувшаяся над вонзившимся в нее шипом, отодвинулась от инородного тела и отпустила его. Движение ножа – и шип отлепился от его плоти и упал на землю. Кровь наполнила образовавшуюся бороздку и перелилась наружу. Только послe этого пришла боль. Раньше Павел думал, что хуже уже быть не может, но ошибался. Не сдержавшись, он застонал.

– Ты знаешь о подорожнике, брат? – спросили его.

– Да, – охнул Павел. – Помогает заживлять раны… листики разжевать и положить кашицу на рану… зафиксировать целым листком… Господи Боже, больно-то как!

– А ты разбираешься в таких вещах, – одобрительно заметил обладатель ножа и встал. – Что привело тебя в наши края?

– Я странствую, – соврал Павел.

– Ты францисканец? Капуцин?

Мужчина показал рукоятью на рясу Павла. «Из всех глупых крестьян, – с горечью подумал монах, – я должен был наткнуться на того единственного, который, очевидно, немного побродил по свету». Мысли его перескакивали с одного на другое.

– Бенедиктинец, – наконец признался он. – Я отбываю покаяние, поэтому надел черную рясу.

Вторая часть объяснения не соответствовала истине, но он исходил из того, что подобные детали не могут быть известны какому-то крестьянину. На самом деле бенедиктинец на покаянии ни в коем случае не должен выходить в мир, он будет выполнять самую черную работу в монастыре, пока аббат и другие братья не сочтут, что он замолил свой грех.

– Хочешь, пойдем к нам?

– Только на одну ночь. Покаяние подразумевает, что я должен выполнять разные поручения.

– Что ты хочешь для нас сделать?

– А что вам нужно?

– Ребенок Барбары лежит при смерти, возможно, ты можешь чем-то помочь, брат. – Крестьянин пожал плечами. – Хотя… возложение рук вряд ли выведет гной.

– Спасибо вам, – смиренно кивнул Павел.

– Идем, мы покажем тебе дорогу.

– Нет-нет, я… я должен еще помолиться. Позвольте мне остаться здесь, сказать слова молитвы и поблагодарить Господа за то, что Он послал мне оленя, усилив эффект покаяния, и вас, чтобы показать мне Свою благосклонность. Я приду к вам ближе к вечеру.

– Принести тебе что-нибудь поесть?

– Нет, покаяние включает в себя обязанность поститься. – Павел просто не смог добавить ко греху лжи еще и тот, что он возьмет хлеб крестьян, не предложив им никакой ответной услуги, во всяком случае такой, которая была бы желанна. Он вспомнил о парне и старой Катьке, прятавшихся под деревом. – Но все равно большое спасибо.

– Ну как знаешь, – с сомнением в голосе произнесли все трое.

Павел снова продемонстрировал свою лучезарную улыбку. Трое ртов растянулись в ответ.

– Будь осторожен, брат, – сказал один.

– Не забудь о подорожнике, – напомнил мужчина с ножом.

Павел кивнул.

– Да сохранит вас Господь.

Они кивнули и медленно отправились обратно в деревню. Павел глядел им вслед, пока они не разошлись по хижинам и не скрылись из глаз. Он неуверенно поднялся на ноги, доковылял до упавшего дерева и тяжело опустился на землю рядом с ним. Бука неподвижно сидел в укрытии и на всякий случай прижимал ладонь ко рту парня. Тот сдался превосходящим силам противника и тупо смотрел в пустоту; он даже не счел необходимым бросить на Павла хоть один исполненный ненависти взгляд. В этом отношении Катька постаралась за двоих.