Лезгинка на Лобном месте - Юрий Поляков

Конечно, журналистам обидно читать эту мою юбилейную инвективу, но я сознательно ужесточил ситуацию: пусть и они хоть однажды почувствуют то, что слишком часто ощущает рядовой российский гражданин, разворачивая газету или включая телевизор. А нашу юбиляршу, вступающую в свое четвертое столетие, хочется напутствовать гиппократовским пожеланием: «Исцелись сама, российская пресса, и не навреди!»

«Литературная газета», январь 2003 г.

Чартерный рейс из Внукова задержался на семь с половиной часов, и потому наша огромная делегация, насчитывавшая около ста пятидесяти литераторов, журналистов, издателей и книгопродавцев, непоправимо опоздала на торжественное открытие Франкфуртской ярмарки, а заодно и презентацию российской экспозиции в роскошном павильоне «Форум». Не знаю, огорчило ли наше отсутствие обозначенных в пригласительном билете министров – Михаилов, Лесина и Швыдкого, а также директора ярмарки Фолькера Ноймана. Нас это, конечно, огорчило. Хотелось послушать, например, что скажет на открытии от имени многотысячного российского писательского сообщества Владимир Маканин. Потом я слышал разные мнения о маканинском выступлении, одни называли его «гениальным», другие – «занудством». Вот и гадай теперь, кто прав!

Но вернемся в ТУ-154, который, безнадежно опаздывая, приближался к Франкфурту. Всем, конечно, знакомо это трусливое самолетное ощущение бренности и беззащитности, но на сей раз я был почти спокоен: в салоне, тесно сидя, выпивали и спорили столько знаменитых творческих индивидуальностей, что если, не дай Бог, отвалилось бы крыло, отечественным литературным изданиям несколько месяцев пришлось бы печатать исключительно некрологи, а ущерб, нанесенный родной словесности, перекрыл бы все ленинские, сталинские и брежневские литературные чистки, вместе взятые. Именно невероятность такого поворота российской литературной истории и внушала мне пассажирский оптимизм.

Однако, осмотревшись вокруг, я пришел к выводу, что в случае чего непоправимый урон понесет прежде всего, скажем так, либерально-экспериментальная ветвь отечественной словесности, а консервативно-традиционная окажется почти целехонькой. Что же касается здравствующих и активно работающих советских классиков, то их гипотетическая катастрофа и вообще не затронет. Кстати, об этом явном перекосе при формировании ярмарочной делегации наша газета писала еще несколько месяцев назад, аналогичную критику высказывали и другие средства массовой информации, ответ же организаторов сводился к тому, что делегация не резиновая и число участников строго ограничено.

О том, что во Франкфурт отправляется ограниченный контингент российских литераторов, конечно, все и так догадывались. Тем не менее хотелось бы задать один вопрос организаторам. Допустим, вы летите в командировку и ввиду строгого ограничения веса багажа можете взять с собой только четыре пары обуви. Неужели вы возьмете восемь левых башмаков, а восемь правых оставите дома? Не думаю. Однако именно по этому странному принципу оказалась составлена делегация. Впрочем, осерчали не только традиционалисты, оказавшиеся в абсолютном меньшинстве, мрачная жаба эстетической несправедливости явно душила и правящий литературный класс – постмодернистов. Ведь если смоделировать глобальную неприятность, в результате которой из всех артефактов нашей словесности останутся только проспекты и программы Франкфурта-2003, то грядущие исследователи неизбежно придут к неожиданному выводу: самыми крупными и безусловными величинами русской литературы начала третьего тысячелетия были Виктор Ерофеев и Дарья Донцова (конечно, при условии, что их тексты тоже не сохранятся).

В результате события, развернувшиеся на фоне роскошных и дорогостоящих книжных стендов российской экспозиции, напоминали мне литературно-кухонные посиделки 70-х годов, достигшие размаха первомайской демонстрации. Кстати, одна из дискуссий так и называлась – «Российский андеграунд как эстетический мейнстрим». К счастью, географический семинар на тему «Волга как приток Переплюйки» пока еще невозможен даже в Германии. Вообще, темы дискуссий отличались какой-то подростковой хамоватостью в отношении к нашей стране – почетному гостю выставки. Например: «После империи: Россия в поисках новой идентичности». (Воля ваша, но человека, утратившего идентичность, как можно скорее направляют к психиатру.) Или: «Сколько России вынесет Европа?» Или: «Может ли вернуться советское прошлое?»… Поскольку мозговые центры ЦРУ заняты сейчас в основном Ираном и Ираком, остается полагать, что темы этих дискуссий родились в московских интеллектуальных гнездилищах, с чем нас всех и поздравляю.

Должен заметить, стойкая неприязнь к советскому периоду нашей истории и литературы пронизывала многие дискуссии и авторские выступления. С особенным знанием дела об ужасах «литературного ГУЛАГа», как я заметил, повествовали авторы, активно при коммунистах печатавшиеся, получавшие премии и даже занимавшие кое-какие посты. Слушатели, в основном из российских эмигрантов, воспринимали все это с некоторой растерянностью: они, конечно, знали, что уехали из тяжелой страны, но о том, из какого ада им на самом деле удалось своевременно вырваться, по-видимому, узнали, только придя в российский павильон, где им популярно объяснили – эту страну, эту прореху на человечестве не излечит ни рынок, ни демократия, ни благая весть академика Сахарова…

Или вот еще характерный эпизод. Иду по ярмарочному лабиринту и вижу небольшую толпу, пробираюсь к центру всеобщего внимания и обнаруживаю такую сцену: поэт-карточник Лев Рубинштейн бьет то ли в бубен, то ли в кастрюлю, лауреат Государственной премии главный редактор «НЛО» Ирина Прохорова вопит и бегает с пионерским галстуком на шее, а третий не установленный мной персонаж, но чуть ли не Пригов, чем-то острым наносит удары по сооружению, напоминающему супрематического снеговика.

– Что это они делают? – удивленно спрашиваю соседа.

– По-моему, ритуально разрушают империю… – неуверенно отвечает он.

– Какую империю?

– А какая разница? Людям нравится…

Интересно, когда Германия станет гостем Московской книжной ярмарки, догадаются ли немецкие писатели устроить в павильоне ВДНХ потешное взятие рейхстага или ограничатся бутафорским самосожжением фюрера? Честно говоря, ярмарка оставила у меня ощущение окололитературной суеты и государственного тщедушия, а также лишний раз подтвердила то, о чем все давно уже знают: внятная, взвешенная, определяемая долгосрочными национальными интересами государственная политика в области культуры и, в частности, в области литературы у нас отсутствует. Иначе чем объяснить тот факт, что в программе нашлось место для пресс-конференции Дмитрия Емца, автора весьма сомнительной во всех отношениях «Тани Гроттер»? А вот Ольге Тарасовой, представлявшей на ярмарке свой первый в новом столетии перевод на русский язык «Фауста» Гёте, места не нашлось – и малолюдная импровизированная презентация этого уникального издания напоминала похороны пенсионера.

В заключение моих весьма субъективных заметок могу только добавить, что автобус, призванный отвезти нас из отеля в аэропорт, прибыл на полтора часа позже назначенного времени, но на рейс мы все-таки успели, ибо чартерный авиалайнер тоже вылетел с опозданием…