Пирамиды Наполеона - Уильям Дитрих

Мы проехали мимо сотен саманных деревень, огибая их по пустынным окраинам, обрамленным высокими рядами финиковых пальм, словно выплеснувшихся с гигантской речной волной на песчаный берег. Нам встречалось множество еще не виденных мной полуразваленных пирамидальных строений, часть из которых скорее напоминала холмы, но некоторые сохранили исходные геометрические формы. Вокруг них выглядывали из песка многочисленные остатки храмовых построек. Выщербленная мощеная дорога полого спускалась к пышно зеленеющей пойме Нила. Устремленные ввысь колонны не поддерживали ничего, кроме небесного свода. Мы с Астизой тихо обсуждали собственные скромные планы, осознавая нашу миссию и возможные преследования, однако чувствовали себя на редкость спокойно. Наш союз подарил нам избавление от бремени душевных тревог. Мы стали единым целым, неопределенность сменилась уверенностью, и все обрело смысл. Как и говорил Енох, я нашел, во что верить. Не в могущество имперской власти, медальонов, магии или электричества, но в мою прекрасную спутницу. Это могло стать началом совершенно непредсказуемой новой жизни.

Три пирамиды, к которым мы стремились, наконец вынырнули из-за очередного бархана, подобные островам в песчаном океане. Путешествие изрядно вымотало нас, поскольку мы хотели успеть завершить его к 21 октября, той дате, которой я приписывал таинственное значение. Жара спала, над нами раскинулся идеальный голубой небесный купол, солнце в своей надежной божественной колеснице проезжало по накатанной небесной дорожке. Поднявшиеся воды Нила слегка поблескивали сквозь прибрежную полосу деревьев. Еще долго эти грандиозные памятники маячили на горизонте, не становясь ближе. Но когда послеполуденные тени заметно удлинились, они вдруг резко увеличились в размерах, словно воздушные шары Конте, став огромными и маняще неприступными. Они вздымались над землей так, словно их вершины были извергнуты из подземного мира.

Этот вид навел меня на одну мысль.

— Дай-ка мне взглянуть на медальон, — попросил я Астизу.

Она сняла его, желтый металл полыхнул огнем солнца. Я взглянул на завершенный ромб его стрелок, устремленных концами в разные стороны.

— Они выглядят как две пирамиды, так ведь? Их основания соединены, а вершины смотрят в противоположных направлениях.

— Или как одна пирамида, отраженная в зеркале или водной глади.

— А что, если под землей скрывается пирамида, подобная той, что выстроена на земле?

— Ты считаешь, под той большой пирамидой что-то есть?

— Так было, например, под храмом Исиды. Что, если этот медальон указывает нам путь в ее глубины? Когда мы с Бонапартом обследовали внутренние туннели, то все они шли наклонно, как грани самой пирамиды. Все спуски и подъемы, казалось, повторяли углы их наклона. Допустим, что здесь обозначен не символ пирамиды, а некая карта ее внутренних проходов.

— Ты говоришь о тех спускающихся и поднимающихся коридорах?

— Да. Я видел одну пластину на корабле, доставившем нас в Египет. — Мне вдруг вспомнилась та таинственная серебряная табличка кардинала Бембо, что показывал Монж в сокровищнице «Ориента». — Ее заполняли ряды странных символичных рисунков, словно это была карта или схема многоярусного подземелья.

— Предания говорят, что в древние времена мертвых погребали с сопроводительными книгами, помогавшими им избежать опасностей и встреч с чудовищами в странствиях по подземному миру, — сказала Астиза. — Великий Тот взвешивал их сердца, а книга указывала им путь в обход кобр и крокодилов. Если путеводная книга указывала верный путь, то они появлялись на другой стороне в раю. Что, если в этих преданиях есть доля правды и погребаемые в пирамиде тела действительно совершали некое физическое путешествие в изобилующем пещерами подземелье?

— Это объяснило бы отсутствие там мумий, — задумчиво произнес я. — Но, осматривая пирамиду, мы убедились, что спускающийся туннель закончился глухой стеной. Он не поднимался в другую сторону, как на медальоне. Нам нигде не встретился проход, напоминающий перевернутую букву «V».

— Это верно для известных нам туннелей, — вдруг взволнованно сказала Астиза. — Погоди-ка, на какой стороне пирамиды находится тот вход?

— На северной.

— А на какое созвездие указывает нам медальон?

— На альфу Дракона — Тубан, она считалась Полярной звездой во времена строительства пирамид. И что дальше?

— Поверни-ка созвездие медальона, чтобы оно расположилось, как в небе.

Я сделал, как она просила. Круглый диск развернулся на юг, свет, проходя через его маленькие отверстия, намечал контуры созвездия Дракона. А стрелки медальона теперь указывали на север.

— Если этот медальон задумали как карту, то на каких гранях пирамиды могли быть устроены проходы? — спросила Астиза.

— На восточной и западной!

— То есть, скорей всего, на восточной и западной грани существуют пока не обнаруженные входы, — заключила она.

— Но почему же их не нашли? Эти пирамиды облазали уже снизу доверху.

Астиза сдвинула брови.

— Не знаю.

— И какая тут связь с Водолеем, подъемом Нила и осенним сезоном?

— Тоже не знаю.

И тогда мы увидели на пустынном горизонте похожие на снег белые пятна.

* * *

Нам открылось весьма живописное зрелище. Французские офицеры, адъютанты, ученые и слуги собрались в пустыне, расположившись на пикник большим полукругом, а за ними паслись их лошади и ослы. Вся эта компания пировала, глядя на пирамиды. Составленные вместе походные столы были покрыты белыми скатертями. Паруса фелюг использовались в качестве навесов от солнца, их верхние концы привязали к захваченным у мамелюков копьям, а нижние закрепили воткнутыми в песок в качестве колышков французскими кавалерийскими саблями. Привезенные из Франции хрустальные бокалы и золотистые египетские кубки перемежались массивным столовым серебром европейского изготовления и китайским фарфором. Открытые бутыли вина уже наполовину опустели. На столах царило изобилие фруктов, хлеба, сыра и мясных деликатесов. Заготовленные свечи пока еще не успели зажечь. За центральным столом расположились на складных стульях Бонапарт и некоторые из генералов и ученых. Все они оживленно беседовали. Я заметил среди них и моего приятеля Монжа, увлеченного математическими изысканиями.

Поскольку на нас были арабские наряды, один из адъютантов направился к нам с намерением прогнать излишне любопытных бедуинов. Но, приблизившись, он обратил внимание на мою европейскую наружность и красоту Астизы, лишь отчасти скрытую поношенным плащом, в который она постаралась завернуться как можно плотнее. Он таращился больше на нее, чем на меня, разумеется, и, воспользовавшись его изумлением, я обратился к нему по-французски:

— Я Итан Гейдж, американский ученый. Я прибыл доложить, что мои исследования близки к завершению.

— Какие исследования?

— О тайнах этой пирамиды.