Командовать парадом буду я! - Михаил Барщевский

Михаил попросил о встрече в субботу. Понятное и естественное желание, хотя Вадиму, если честно, очень хотелось побыть с Леной и Машкой. Поехать погулять в парк на Ленинские горы, в их любимый с Ленкой парк.

Середина апреля, деревья подернулись первой зеленой дымкой. Листьев еще не было, но издалека деревья смотрелись будто накрытые легкой прозрачной зеленоватой вуалью. Казалось, подними ее чуть-чуть – и лицо весны перед тобой. Но четыре тысячи в месяц и плюс перспектива купить по госцене хорошую мебель – аргументы убедительные.

Вадим предложил Мише приехать к нему домой часам к 12. Можно себе позволить выспаться, в конце-то концов?! «А если разговор пройдет быстро, то до обеда хоть на полчасика и на Воробьи успеем съездить», – объяснил он свое решение Лене. Но через пять минут Миша перезвонил еще раз и сказал, что надо передоговориться. Очень серьезные люди хотят побеседовать с Вадимом Михайловичем. Ну очень серьезные. При этом голос самого Миши звучал совсем не уверенно-покровительственно, как обычно. Скорее заискивающе. Может, даже испуганно. С почтительным придыханием.

При всей своей самоуверенности Вадим понял, что это не по его поводу. Наверняка из-за статуса тех, кто пожелал с ним пообщаться. Миша уговаривал, просто молил не возражать. «Все будет организовано по высшему разряду! «Сандуны»! Отдельный кабинет!» – заклинал он. Вадим решил не спорить. Но и не сдаваться сразу. «Хорошо. Тогда в два часа, и, по нашей традиции, два пакетика сливок!» Миша от счастья аж захлебнулся: «Конечно, Вадим Михайлович! Все организуем! Все как скажете!» Вадим окончательно убедился, что встреча предстоит с людьми такого уровня, каких раньше он не встречал. «Может, покровители Володи из КГБ?!» – вдруг ужаснулся адвокат. Но отверг эту мысль как идиотскую. Те бы пригласили на конспиративную квартиру, а не в «Сандуны». Так, по крайней мере, представлял Осипов стиль работы Комитета. «Кстати, я ведь в «Сандунах» никогда не был. Только у Гиляровского про них читал», – аргументировал Лене свое решение несколько взбудораженный муж.

Миша не только встречал Вадима у входа в Сандуновские бани, но и, когда Вадим припарковался, подбежал открыть ему дверцу машины. От прежнего, приезжавшего в Елино Миши и следа не осталось. Суетливый, заискивающий, сладенько улыбающийся. Вадим вспомнил брошенное Володей на одном из свиданий в адрес Миши слово «шестерка». Теперь и значение глагола «шестерить» можно было понять на конкретном примере.

«Скромное очарование буржуазии» – вспомнилось Вадиму, как только он переступил порог «Сандунов». Но обветшалое. Некогда великолепная лепнина потолков местами просто обрушилась, местами ее густо замазали масляной краской. Колонны со сколами. Стертый паркет гардероба переходил в линолеум коридоров и вдруг, неожиданно, сталкивался с мраморными плитами купального зала. Но особо впечатляли инвентарные номера, прибитые, прикрученные, нарисованные на всем, что только можно было пронумеровать. «Совок!» – вздохнул Вадим, и настроение упало.

В отдельном кабинете, куда Миша привел Вадима, сидели, обернувшись в простыни, два мужика. Вернее, один – мужик, а второй – так, сморчок какой-то. Вадим определил, что главный, разумеется, мужик. «Саша», – представился тот, встав и протянув руку. «Вадим», – ответил Осипов. «Да, я знаю, Вадим Михайлович. Я, можно считать, с вами хорошо знаком. Заочно». – «Эдуард Николаевич», – не вставая, приподнял руку «сморчок». «Вадим», – слегка растерявшись, принял рукопожатие адвокат.

– Как вы добрались? – поинтересовался Саша.

– Спасибо, без проблем.

– Присоединяйтесь к нам, – показывая на сложенные стопкой на скамье полотенца и простыни, тихо произнес Эдуард Николаевич. – Поотдыхаем и поговорим.

Манера говорить, тихий голос, уверенность, что его обязательно услышат, – все свидетельствовало об ошибочности первоначального вывода Вадима, кто здесь главный. Поскольку по имени-отчеству в комнатке обращались только к Вадиму и к «сморчку», значит, они – ровня. Остальные – ниже. Вадим подосадовал своей ошибке. Он почти уверился, что умеет моментально точно оценивать и ситуацию, и людей…

Разговор уже больше часа шел ни о чем. Прервал его только один раз банщик, почтительно предложивший пойти попариться. «Мы на проветривание всех выгнали. Парилка готова, Эдуард Николаевич. Прошу вас!» «Сморчок» встал, кряхтя, и со словами «В здоровом теле – здоровый дух!» отправился за банщиком. Не оборачиваясь, и так зная, что все последуют за ним. Из соседней кабинки тут же выскочили два крепыша, оба с перебитыми носами, явно бывшие боксеры, и на почтительном удалении, слева и справа от Эдуарда Николаевича, сопроводили его до парилки. Вадим с Сашей прошли внутрь, где сквозь густой туман свежего пара виднелась костлявая спина «сморчка». Кто-то из посетителей сунулся было тоже попариться по свежачку, но двое боксеров деликатно попросили их подождать минут десять – пятнадцать. Непонятливых среди посетителей «Сандунов» не нашлось. Еще перед тем, как войти в парилку, «сморчок» тихо бросил через плечо банщику: «Пусть меня сегодня Николаша попарит!» Тот среагировал: «Слушаюсь!»

Саша перехватил взгляд Вадима, разглядывавшего небольшую татуировку на левом плече «сморчка». Единственную на всем теле и потому весьма заметную. «Такая еще одна в Союзе есть!» – с раболепствующим почтением прошептал на ухо Вадиму Саша. «А что, другим нельзя?» – наивно удивился Осипов. Саша отстранился от него, как от прокаженного, и с трепетным ужасом прошептал: «За незаконное ношение высшего знака отличия – смерть». Чисто юридическая формулировка, примененная к воровским регалиям, вызвала у Вадима чувство веселья. Настроение стало радостным и легким, будто он оказался внутри детской сказки, нереальной и волшебной, где ему ничто не угрожает, заботиться и печалиться не о чем, только наблюдай да радуйся…

Когда вернулись в кабинку, Вадим поинтересовался:

– Наш банщик, видимо, бывший военный, коли так рапортует «слушаюсь»?

– В какой-то степени да, – задумчиво улыбнувшись, ответил Эдуард Николаевич. – Полковник. Был начальником колонии, где я второй срок мотал. Давно это было. А сюда я его сам устроил. Года три назад. Мне приятно его видеть. Знаете, Вадим Михайлович, воспоминания молодости. Вам этого пока не понять. А мы, старики, люди сентиментальные.

Вадим подумал, что воспоминания молодости здесь ни при чем. Месть, может быть, самоутверждение – возможно. «С этим человеком надо быть предельно осторожным. Не приведи бог обидеть его неосторожным словом. Этот ничего не забудет и не простит», – сделал для себя вывод Вадим. Ощущение сказки улетучилось.

– А не пора ли нам поесть? – не повышая голоса, как бы самого себя спросил «сморчок».

– Пора, мой друг, пора! Желудок пищи просит! И Бог ее приносит с соседнего стола! – радостно заржав, продекламировал Саша, явно обрадованный перспективой предаться чревоугодию. И постучал в стенку соседней кабинки.

– Нет, с соседнего стола нам не надо. Мы и свое поесть можем, – жестко поправил «сморчок».

Саша обиженно посмотрел на старика, не оценившего его поэтического дара, и ничего отвечать не стал.