Печать Медичи - Тереза Бреслин

Я быстро направился к двери сада, боясь, как бы решимость не оставила меня. Но у подножия холма я не удержался и оглянулся.

Она стояла и тихо плакала. Такой она и запомнилась мне.

Я пошел искать своего коня и на этот раз шел куда медленней, потому что теперь уже мои глаза были полны слез.

Было уже за полночь, когда я добрался до того дома в Прато, где поселилась Элизабетта.

Я думал, что у меня возникнут трудности при въезде в город, но оказалось, что Паоло предупредил коменданта крепости: меня ждали и сразу позволили мне въехать в город.

Элизабетта и Паоло сидели рядом в саду и тихо беседовали.

Увидев меня, Элизабетта тут же поднялась, сердечно поздоровалась со мной и предложила ужин.

— На ужин нет времени, — сказал я после того, как мы обнялись. — Мы уезжаем немедленно. Медичи собираются вернуть себе Флоренцию.

— Мы слышали новости, Маттео.

— Совсем скоро здесь начнется сражение, — предупредил я.

— И это мы знаем, — ответил Паоло. — Макиавелли собирает милицию, и я решил остаться и воевать за Флоренцию.

Я повернулся к Элизабетте:

— Но ты не можешь оставаться здесь!

— Нет, я не могу уехать, — ответила она.

— Элизабетта! — сказал я, взяв ее за руку. — Послушай меня. Я участвовал в осадах городов, причем с обеих сторон. Своими глазами видел, что бывает с их жителями. Ты должна уехать.

— Я не уеду, — твердо сказала она. — Донна Козма, хозяйка этого дома, слишком больна, чтобы ехать. Она и ее супруг взяли меня к себе, когда у меня не было ни гроша за душой, и позаботились обо мне. Супруг ее недавно скончался, и я ни за что не оставлю ее в столь трудный час.

— Паоло! — обратился я к нему. — Скажи своей сестре, что надо уезжать, пока не поздно.

— Я спорил с ней несколько часов, — печально ответил Паоло, — и не смог заставить ее изменить свое мнение.

— Давно прошли те дни, когда я подчинялась любому приказанию брата, — рассмеялась Элизабетта. — Ну, так как насчет ужина, Маттео?

Мы поели и легли спать, боясь даже думать о том, что ждет нас завтра.

Мы с Паоло постелили себе на первом этаже. Паоло по-прежнему носил отцовский меч и на ночь клал его рядом с собой. Мы заснули не сразу и долго еще говорили, вспоминая ночи перед теми битвами, в которых нам довелось сражаться плечом к плечу. Но мы понимали, что завтрашняя битва будет последней. Мы оба знали это. Если Прато падет, Флоренция больше не будет республикой: Медичи восстановят свою власть над городом.

Через какое-то время мы замолчали, и теперь каждый думал о своем. Я вновь вернулся мысленно к схватке с Сандино.

Облегчение, вызванное его смертью, улетучилось, и теперь меня мучила загадка. Откуда мне было известно про охотничий замок в деревне Кастель-Барта? Почему рисунок на полу показался мне знакомым? Должно быть, он всплыл из каких-то неведомых глубин памяти. Но сколько я ни рылся в памяти, был бессилен что-либо вспомнить. Тогда я стал думать об Элеоноре, о том, как мы целовались в саду ее дядюшки, и мое сердце забилось быстрее, душа воспряла, наполнившись надеждой на то, что я как-нибудь прорвусь и увижу ее снова.

Паоло, должно быть, задремал, потому что внезапно вскрикнул:

— Дарио!

— Тише! — прошипел я. — Женщин разбудишь.

— Он здесь! — сказал Паоло, усевшись на тюфяке.

В эту жаркую ночь ставни были отворены, поэтому в лунном свете мне было видно, что мы совершенно одни. Но Паоло был так возбужден, что я поднялся и подошел к нему.

— Здесь нет никого, кроме нас, — попытался я успокоить его.

Он вытянул руку вперед, словно хотел взять за руку кого-то, стоящего перед ним. Потом наконец очнулся и посмотрел на меня, стоящего на коленях у его постели. Он попробовал обратить это в шутку, но было видно, что его сотрясает дрожь.

Я налил нам обоим вина, и мы вышли во двор.

На небе светились яркие звезды. Взошедшая над горизонтом полная луна казалась таинственной и мистической на ночном небе. «Интересно, покрыта ли она водой, как считает Леонардо? Может, это серебряное сияние дает поверхность огромных озер, отражение которых возвращается на Землю прозрачным блеском? А может, там кроется что-то другое, какой-то иной мир, полный серебра и света? И что лежит за этим небесным телом? Может быть, Царство Небесное?» — думал я.

— Я помню, как мой братишка Дарио только родился, — неожиданно сказал Паоло. — Мне было девять или десять лет. Перед ним матушка потеряла нескольких детей: один родился мертвым, а двое прожили всего несколько дней. Поэтому, когда матушка носила его, своего последнего ребенка, отец очень волновался, и я был уже достаточно взрослым, чтобы понимать почему. А Дарио появился на свет таким здоровеньким и крепким, что родители заплакали от радости. Я стоял в дверях и видел это, а они заметили меня и забеспокоились, что я начну ревновать их к малышу. Но едва я увидел Дарио, как тут же полюбил его. Каждый день я подходил к колыбельке и смотрел на него. Я хотел, чтобы он скорее вырос. Я хотел научить его всему, что умею, всему тому, что должен знать мальчишка, объяснить ему, что правильно, а что нет и как надо себя вести. Потом он перестал быть младенцем, начал ходить и говорить, и я уже мог делиться с ним своими знаниями. Он ходил за мной с утра до ночи, слезая с колен матери сразу, как только видел меня. А она смеялась и жаловалась, притворно, конечно: «Вот я и потеряла сыночка! Дарио любит Паоло больше, чем меня!»

Паоло тяжело вздохнул.

— А потом его отняли у меня. Самым жестоким образом на свете.

Паоло не плакал, но был охвачен глубокой грустью. Не лучшее настроение перед битвой. Боевой дух солдата должен быть высоким, от этого может зависеть его жизнь. И так же как в прошлом Паоло направлял меня, теперь я должен был позаботиться о нем.

— Подумай лучше о звездах, — сказал я, привлекая его внимание к ночному небу.

Я стал называть созвездия, имена которых узнал от друга маэстро, астронома Томмазо Реслини. А потом мне на ум пришла одна из легенд, поведанных когда-то моей бабушкой.

— Посмотри! — сказал я. — Вот это Кастор и Поллукс, сыновья-близнецы великого бога Юпитера. Они братья, а матерью их была Леда, жена спартанского царя, к которой Юпитер приходил в образе Лебедя. Кастор и Поллукс были так привязаны друг к другу, что, когда они умерли, Юпитер поместил их вдвоем среди звезд. И теперь они проливают свой свет на небесную твердь и будут вместе до скончания века.

— Ты думаешь, что в конце концов, когда мы покинем землю, то же самое будет и с нами? — спросил Паоло.

На это я не знал, что ответить. Да и кто может знать наверняка? Старые представления, новые представления. Церковная вера, верования древних… Кто тут прав?