Севастопольская страда - Сергей Николаевич Сергеев-Ценский

с простоватым, но весьма себе на уме лицом подрядчика, это уловил и отозвался весело:

– Засыпали, ваше превосходительство! Совершенно засыпали!.. Я приказал считать, и насчитали мои молодцы две тысячи семьсот ядер… Но, во-первых, далеко не все еще убрали, а затем – недолеты: очень много ядер их падало в море у берега, – затем перелеты, затем гранаты и бомбы… Думаю, что одни мы им стоили не меньше, как двадцать тысяч выстрелов!.. Говорю так из осторожности, но думаю, что гораздо больше, чем двадцать.

– Возникает вопрос: сколько же они выпустили по всем фортам, – покачал головою Нахимов и добавил: – Ведь они с первых же выстрелов были в дыму, как же вы в них стреляли?

– Орудия наши были пристреляны, когда еще корабли не закрылись дымом.

– Но ведь они все-таки двигались, – перебил Нахимов. – Не замечено было вами: не потопили ни одного корабля?

– Хотел бы этим порадовать, но из-за дыма разглядеть не было возможности… Даже и солнца не было видно. Уверен все же, что всыпали мы ему здорово, и сегодня он уже едва ли рискнет подойти! – молодцевато подбросил голову полковник.

– Сегодня будут чиниться… Сегодня не ждите-с, нет… А как у вас тут – много ли потерь?

– Восемь убито, двадцать два ранено, ваше превосходительство, – и это считая также убыль в людях двух рот прикрытия от Минского полка… Из орудий подбито только три, и у семи повреждены лафеты.

– Для такого огня?.. Невероятно мало! – удивился, как моряк, Нахимов и даже несколько подозрительно поглядел на противника. – Очень удачно отделались, очень, очень… – бормотал он, окидывая глазами всю обширную площадь батарей с пятью десятками орудий. – А скажите мне, если бы не был закрыт вход на рейд, что могло бы быть тогда, а?.. – спросил он быстро.

– Тогда мы, конечно, утопили бы два-три их корабля на рейде! – тут же ответил, как на знакомый уже вопрос, Желтышев.

– Д-да, утопили бы, я не сомневаюсь, – как будто даже обиженно отозвался Нахимов, – но пока утопили бы, они нам могли бы наполовину уничтожить арсенал-с, наполовину город-с! А форты были бы обстреляны с тылу-с! И я даже уверен-с, что они пытались форсировать рейд, почему и подходили близко к заграждению-с!.. Они могли бы также высадить десант и захватить вашу батарею с суши-с – вот что они могли сделать-с!

Нахимов даже разгорячился, как будто сам в воображении командовал огромной атакующей эскадрой союзников.

– Не забывайте того, что они были в десять раз сильнее по огню, чем все форты вместе взятые-с, и что у них стояли при орудиях матросы, а не солдаты… Да… вот-с… А как действовали ваши артиллеристы? – спохватился Нахимов.

– Выше всякой похвалы, ваше превосходительство! – восторженно ответил Желтышев, точно был он и не пожилой уже человек и не полковник, а восемнадцатилетний прапорщик вроде одесского Щеголева.

– А-а! – протянул Нахимов, тем самым как бы предлагая полковнику высказаться полнее и обстоятельней.

– Сначала они были, конечно, как ошпарены кипятком, – продолжал возбужденно Желтышев, глядя снизу вверх в голубые глаза Нахимова. – Потом горячились зря, палили в белый свет, но скоро взяли себя в руки, разделись – жарко стало! – и потом уже действовали отлично: выше всякой похвалы.

– Представьте список особо отличившихся на предмет награждения, – казенной фразой отозвался Нахимов, но левая рука его, дотянувшись до плеча полковника, задержалась на нем, точно он хотел ласково погладить командира батареи за то, что он в восторге от своих артиллеристов.

– Слушаю, ваше превосходительство, – отозвался полковник. – Вот этот фас батареи, – показал он на орудия, обращенные жерлами к рейду, – бездействовал, и прислуга отсюда сама перешла к действующим орудиям на помощь… Так же и для подноски бомб из погреба, потому что у нас в начале боя при каждом береговом орудии находилось только по двадцать бомб… Был такой еще случай с одним часовым из рот прикрытия, ваше превосходительство, – спешил рассказать полковник. – Он стоял на часах вот там, где теперь все разворочено. Там был склад ручных гранат, при них полагается по уставу пост… Вдруг попадает в этот склад граната… совсем другого свойства, отнюдь не ручная, и весь склад взорвался. Но была такая канонада, что никто этого взрыва стекляшек и не расслышал, один только часовой остался не у дел, хотя жив и невредим… Ждал смены – смены нет. Оказалось, в прикрытии его разводящего ранило. Смены нет, однако и склада уж тоже нет. Спрашивается – зачем же ему стоять? Только чтобы зря его ранили или убили? Я его снял с поста своею властью. Однако он к прикрытию не пошел. «Дозвольте, – говорит, – мне тут что-нибудь делать». – «Нечего, – говорю, – тебе тут делать, пехоте». И как раз мимо шел с двумя зарядами из погреба канонир Прокопенко, а в него ударило ядро и убило наповал. Другой бы, видя такое, растеряться мог, а этот часовой ко мне: «Дозвольте заряды заместо него донесть!» Дозволил, конечно. Так он и работал на подноске зарядов и бомб до конца пальбы, а ведь от погреба до орудий четыреста шагов!

– Вот-с, вот-с, видите-с!.. Вот и его тоже в список внесите-с. Непременно-с!

Глаза Нахимова лучились, и уже обе руки его легли на плечи Желтышева, когда он говорил этому артиллерийскому полковнику, точно лейтенанту флота:

– Матрос есть главный двигатель на военном корабле, а мы с вами только пружины, которые на него действуют, да-с! Матрос управляет парусами, он же наводит орудия на неприятеля, он же бросится на абордаж, все сделает матрос, если мы с вами забудем о том, что мы помещики, дворяне, а он – крепостной! Он – первая фигура войны, матрос, да-с! А мы с вами – вторые-с! Он матрос – вот кто!.. Так же и солдат! – заметил вдруг Нахимов, что он говорит с сухопытным полковником и что в отдалении, выстроившись, ждут его не матросы, а солдаты-артиллеристы.

И он пошел к ним наконец, высокий, сутуловатый, в своем длинном сюртуке с густыми эполетами, с георгиевским большим за Синоп полученным крестом на шее и с полусаблей на портупее, продетой под эполет. Брюки его внизу от частой верховой езды были сильно помяты, встопорщены, покрыты гнедой лошадиной шерстью, когда он подходил к артиллеристам.

– Здорово, друзья! – звонко крикнул он, приложив пальцы к козырьку фуражки.

– Здравия желаем, ваше превосходительство! – радостно отозвались роты.

– Благодарю вас!

– Рады стараться, ваше превосходительство! – загремели солдаты.

– Вы защищали Севастополь как герои! – взволнованно продолжал Нахимов. – Вами гордится наш славный город!.. Если все мы будем действовать, как вы, то скоро прогоним от стен Севастополя врагов, как вы прогнали союзный флот… с большим уроном