Черный день. Книги 1-8 - Алексей Алексеевич Доронин

Первым побуждением Саши было забиться куда-нибудь и сидеть, пока лихо не пройдет стороной. Проклятый инстинкт самосохранения, в просторечье именуемый страхом, много раз помогал ему, но сейчас Александр пожелал ему убираться. Кроме страха было что-то еще. Одновременно с ним в глубине его существа просыпался вулкан. С Сашей и раньше случались приступы ярости на весь мир, но выплескивать ее на людей ему не доводилось. Так загнанная в угол крыса становится опасной даже для животных покрупнее.

У него нет оружия, кроме топорика на поясе, с удобной рукояткой, которая так и просилась в ладонь. Именно сейчас парень понял, что им можно рубить не только сучья для костра. В этот момент в прихожей раздался громкий треск — должно быть, последний замок не выдержал. Не спасла и цепочка. Заняв позицию в углу спальни, Александр видел, как распахнулась дверь и в квартиру вступила темная фигура в ореоле бледно-­оранжевого света.

Враг приближался спокойно, без спешки. Он знал, что добыча никуда не денется, и не собирался напрасно тратить силы. Преследователь безошибочно угадал, где искать жертву, направившись не на кухню, не в зал, а прямо туда, где затаился Александр. Вот он появился на пороге бывшей спальни. Луч проклятого фонаря ударил Саше в глаза, и незнакомец, загнавший его в угол, сначала предстал темным силуэтом на фоне проема. Через миг Данилову выпала возможность рассмотреть его получше. Худое лицо, заросшее грязной неухоженной бородой, острый подбородок, темные ямы глаз, подвижных, но невыразительных. Кого­то он парню напомнил, вот только кого?

Немая сцена. Такая могла произойти в Клондайке во времена золотой лихорадки или в Москве начала девяностых. Только на кону были не самородки и не пачки банкнот, а десять банок мясных и рыбных консервов, да две, из которых одна начатая, — кукурузы.

Данилов отступил на шаг и уткнулся в голую стену. Охотник открыл рот и хрипло закашлялся, облако пара вырвалось из беззубого провала.

— Рюкзак… — просипел он и провел рукой по горлу.

Рукавиц на нем уже не было. Его пальцы, красные и задубевшие, были похожи на клешни рака.

— Бегом!

Данилов не отвечал. Он мог быть наивным, но не настолько, чтобы надеяться выторговать свою жизнь. На Земле с давних пор действовало правило: «Горе побежденным». Недавно оно стало еще категоричнее: «Победитель получает все».

Падающего толкают, бегущего догоняют и загрызают, лежачего пинают скопом, пока он не перестанет шевелиться. Такова жизнь. Даже это существо еще не оскотинело настолько, чтобы видеть еду в телах своих мертвых сородичей. Оно хочет его смерти, потому что неподвижный труп лучше, чем живой конкурент. Такова логика времени.

Саше было глубоко наплевать, что станет с его останками. В конце концов, каннибалы ему еще не встречались. Но он не собирался отдавать богатство, добытое и сохраненное с таким трудом.

Фонарик колыхнулся в руке загонщика, и луч света задержался на острие топора. Александр понял, что из этой комнаты выйдет один из них. В рюкзаке были банки, целых десять штук, обещавшие пять дней жизни, вернее, существования на самом ее краю. Этот неприкосновенный запас стоил теперь дороже золота Гохрана и Форт­Нокса, вместе взятых.

Враг еще пересекал прихожую, а Данилов уже знал, что не будет агнцем, которого ведут на заклание. Когда их разделяли пять метров коридора, Саша понял, что будет драться до последней капли крови за оставшийся у него кусок жизненного пространства. Где-то внутри него не открыли, а сорвали кран, и сердце парня наполнилось ледяной клокочущей яростью. Не той бессильной злобой, которую он испытывал до сих пор, сталкиваясь с непреодолимой силой судьбы. Та могла только грызть его изнутри, отравляя ему жизнь, а эта прошла по телу как электрический разряд, вернула тонус мышцам и ясность восприятию. Даже откройся ему в этот момент спасительный выход — он не ушел бы.

Крохотный топорик против большого топора — не самый лучший вариант. Но, как всегда, других вариантов судьба ему предоставлять не собиралась. Головной мозг, попав в невозможную ситуацию, отказывался думать, и тогда вступил в дело его старший брат, мозг спинной. Тот, епархия которого — догонять, рвать, терзать, давить. То, что нужно.

Они сходились, как боксеры, начинающие первый раунд, хотя оба понимали, что это будет бой с единственным правилом — никаких правил. Не дойдя до Александра шести шагов, преследователь замер. Похоже, и до него дошла нелепость ситуации. Есть такой шахматный термин — цугцванг. Это когда одна из сторон вынуждена сделать ход, который ухудшит ее позицию. Но он бывает и взаимным, обоюдным. Они попали как раз в такое положение.

Нелегко орудовать топором, имея в распоряжении одну руку, но еще сложнее ловить человека в полной темноте. Положить фонарик на пол? Луч не будет давать достаточного обзора. А других источников света на несколько парсеков вокруг не наблюдалось.

Враг решил дилемму виртуозно. Когда между ними оставалось всего три метра, он резко швырнул фонарик в Сашу, и если бы парень в последний момент инстинктивно не отшатнулся, тот угодил бы ему в лицо.

Раздался звон бьющегося стекла, и снова их окутала темнота, к которой обоим было не привыкать. Последним, что увидел Данилов, стал не взметнувшийся топор, а убийственно спокойные глаза врага. Но тот рано праздновал победу. Он мог ожидать от загнанной жертвы отступления, бестолкового шараханья в сторону, но не атаки. А жертва, вместо того чтобы пятиться, рванулась вперед. Александр вложил всю силу в один замах, не очень умелый, зато исполненный ненависти, которая его противнику и не снилась. Они ударили одновременно, и оба промахнулись, но топорик Саши на излете врезался во что-то твердое, а колун его противника встретил пустоту.

Враг вскрикнул, его оружие с грохотом упало на пол. Саша уже замахивался по новой, когда тяжелая кувалда кулака врезалась ему в скулу, расцветив мрак множеством красок. Пытаясь отскочить, парень заскользил на линолеуме, но его уже обхватили медвежьи лапы. Вырываясь, он лишился последнего преимущества — его оружие оказалось там же, где топор. Парень ударил наотмашь, похоже, расквасив ублюдку нос, но не успел даже порадоваться брызнувшей крови. Удар в челюсть чуть не отправил его самого в нокдаун.

Потеряв равновесие, он сумел войти в клинч и увлек противника на пол. Несколько секунд они катались как одержимые, нанося друг другу бешеные удары, половина из которых проходила мимо. Враг, хоть он и был ранен, оправился первым и сменил тактику. Данилов почувствовал, как холодные пальцы сомкнулись на его горле и сдавили с