Дети времени - Адриан Чайковски

Уловив изменившееся настроение Холстена, Альпаш нервно кашлянул.

Классицист нахмурился и отмахнулся от тревоги своего сопровождающего.

– Рассказывай про те передачи.

Бросив на него обеспокоенный взгляд, Альпаш повернулся к пульту. Устройство казалось старым, словно его не раз разбирали и собирали обратно. На боковой стороне оказались какой-то символ и надпись, которые выглядели новыми. Холстен секунду смотрел на нее и только потом разобрал слова:

«Не вскрывать. Полезных деталей нет».

Он засмеялся, решив, что видит шутку – из того мрачного юмора, к которому, как ему помнилось, технари прибегают в отчаянных ситуациях. На лице Альпаша не было никаких признаков того, что он видит в этом нечто смешное – или что это объявление не является просто неким священным символом племени. Холстен снова почувствовал тошнотворную горечь. Наверное, точно так же чувствует себя Карст. Он – просто кусок потерянного прошлого, пытающийся снова зацепиться за почти ушедшее будущее.

– Тут их много, – начал объяснять Альпаш. – Они идут постоянно, на разных частотах. Мы ничего понять не можем. Не знаю, что такое эта Аврана Керн, но, по-моему, капитан прав. Это похоже на бред. Кажется, будто планета сама себе шепчет.

– Планета? – переспросил Холстен.

– Насколько можно понять, эти сигналы идут не прямо от спутника. – Теперь, когда Альпаш стал говорить больше, Холстен уловил в его речи незнакомые ритмы: что-то от Лейн, что-то от автоматизированных систем «Гильгамеша», что-то совсем новое. Теперь это, похоже, стало говором рожденных на корабле.

Альпаш вывел цифровую картинку, которая, похоже, была обучающей.

– Здесь видно, что можно вывести из передач.

Холстен привык к тому, что «Гильгамеш» разжевывал такого сорта данные до состояния, удобоваримого для непосвященных, однако племя, похоже, не считало необходимым делать подобные скидки.

Встретив его недоуменный взгляд, техник продолжил:

– Мы предполагаем, что на планету идут передачи – такие же, как первоначальная цифровая последовательность, – и теперь мы ловим отраженный сигнал. Однако он определенно идет к нам от планеты.

– Вы поручали анализ кому-то из классицистов из груза? Там должны были быть студенты или…

Альпаш без улыбки ответил:

– Боюсь, что нет. Мы просматривали грузовые декларации. С самого начала их было мало. Ты последний.

Холстен какое-то время смотрел на него, обдумывая услышанное – думая о долгой земной истории до падения, до обледенения. Его культура имела такое фрагментарное и неточное представление о предшественниках, которым они постоянно пытались подражать, – и неужели даже эти жалкие сведения теперь сводятся к нему одному – к тому, что осталось в голове одного старика? «Вся эта история, а если… когда я умру?..» Он не мог поверить, что в запланированном Карстом рае для выживальщиков у кого-то будет время для уроков истории.

Он содрогнулся – не от обычного осознания своей смертности, но ощущая, как громадные, невидимые массивы уходят в забвение, безвозвратно и неотвратимо. А потом мрачно повернулся к сообщениям, которые теперь ему выводил Альпаш.

Спустя какое-то время Холстен наконец в достаточной степени разобрался с дисплеем, чтобы понять, сколько там записей… а они, предположительно, были только малой частью всего объема. «Что Керн задумала? Может, просто совсем с катушек съехала».

Он открыл одно из сообщений, однако оно совершенно не походило на те передачи со спутника, которые он помнил по прошлому разу. И тем не менее… Холстен почувствовал, как его давно не использовавшиеся аналитические способности пытаются проснуться и что-то понять, выявляя сложность и повторяющиеся моменты. Он выполнил тот анализ и моделирование, которые поволяло предоставленное ему устройство. Это были не бессмысленные помехи – но и не сообщения на староимперском, который раньше использовала Керн/Элиза.

«Возможно, это шифр», – подумал он вслух.

– Тут есть и второй тип, – пояснил Альпаш. – Большая часть таких, но некоторые выглядят иначе. Вот.

Холстен прослушал выбранную запись: еще одну последовательность импульсов, но на этот раз ближе к тому, что он мог определить как сообщение.

– Но только вот это? Никаких сигналов бедствия? Никаких числовых последовательностей?

– Это… и их сколько угодно, – подтвердил Альпаш.

– Сколько времени у нас до того… до того, как все начнется?

– Не меньше тридцати часов.

Холстен кивнул.

– Найдется, что мне поесть?

– Конечно.

– Тогда оставь меня тут, и я посмотрю, найду ли там чего-то для Карста.

Альпаш направился на выход, и мгновение Холстен собирался остановить его, задать невозможный вопрос, который историкам не положено задавать в отношении предмета изучения: «Каково это – быть тобой?» Вопрос, на который никто не способен ответить, потому что для этого необходимо полностью выйти за пределы собственной системы координат.

* * *

С небольшой помощью от племени он смог прошерстить системы «Гильгамеша» и найти хотя бы часть своего электронного инструментария, чтобы попытаться расплести сообщения. Ему выдали необходимое и оставили работать. Ему показалось, что на корабле очень многие рожденные на борту и разбуженные сейчас готовятся к тому моменту, к которому вели жизни многих поколений – или многие столетия сна. Он был рад, что в этом не участвует. Здесь, в этом конце времен, классицист Холстен Мейсон был рад корпеть над какими-то непонятными передачами в бесплодном поиске смысла. Он не Карст. И он не Альпаш и ему подобные. «Стар – я стар, как ни посмотри». Стар – и в то же время, похоже, достаточно бодр, чтобы пережить и сам корабль-ковчег.

Он понял, что большая часть сообщений совершенно не понятна. Как правило, они были очень слабыми и, как ему казалось, отправлялись с планеты во все стороны – просто улетали в пространство.

Или, вернее, отражались от планеты. Не отправлялись, конечно же. Он заморгал, чувствуя непонятное беспокойство. Однако каким бы ни был их источник, они были настолько далеки от всего, что было ему знакомо, чтобы он даже усомнился в том, что это и правда сообщения в каком-то шифре или на каком-то языке. Только упрямое наличие некой структурности убеждало его в том, что это не какая-то естественная интерференция или просто белый шум.

А вот другие… они были более сильными – и недавний анализ племени заставлял думать, что они могут быть направлены в сторону подлетной траектории «Гильгамеша», словно Керн использовала планету как отражатель, чтобы посылать им какие-то непонятные тирады. Или на них кричит сама планета.

Или планета кричит?

Холстен потер глаза. Он слишком долго работает. У него начали появляться бессмысленные предположения.

Но вот эти передачи… сначала ему казалось, что это такая же бессмыслица, как и остальные, однако он сопоставил их со старыми записями отправлений со спутника и попытался поработать с ними таким же образом: изменяя расшифровки методом проб и ошибок, пока из белого шума внезапно не вынырнуло нечто вроде сообщения. Там были слова – или, по крайней мере, он внушил себе, что определил там слова. Слова на Имперском С – слова из истории, мертвый язык, получивший новую мутировавшую жизнь.