Русская земля. Между язычеством и христианством. От князя Игоря до сына его Святослава - Сергей Цветков

Широкое распространение охоты в эпоху раннего Средневековья было обусловлено также социальными, религиозными и этическими факторами. В языческом обществе охота носила отпечаток ритуально-магического действа[517]. Образ охотника-волхва, слившегося с природой в акте оборотничества, запечатлен в былине, или, скорее, охотничьей поэме о Вольге Святославиче (Волхе Всеславьиче), который умеет, «повернувшись зверем», «заворачивать» в силки («веревочки шелковые») куниц, лисиц, черных соболей, «поскакучиих заячков и малых горностаюшков», а также, приняв птичий облик, ловить гусей, лебедей, «ясных соколей и малую птицу-ту пташицу». Кроме того, охота была особой формой времяпрепровождения и одним из главных развлечений знати. В христианской Европе императоры, короли, князья посвящали звериной ловле едва ли не весь свой досуг. Порой это наиболее «достойное» (после войны) для благородного человека занятие выливалось в грандиозную бойню. Так, Карл Великий устроил в честь прибывших к нему багдадских послов невиданную по масштабам облаву на туров. Животных гнали на огромное расстояние и убивали сотнями. Первые «русские» князья также были завзятыми охотниками; этому занятию с увлечением предавалась даже княгиня Ольга. Охотничьи угодья занимали по своему значению едва ли не первое место в реестре княжеских земель. Постоянно упоминаются в источниках и рыбные угодья – «ло-вища».

Русская соха и сошники: 1 – кодовые; 2 – перовые

И все же земледелие неуклонно вытесняло охоту, становясь основой древнерусской экономики.

В былине о Вольге и Микуле Селяниновиче вся охотничья премудрость оборотня-Вольги оказывается посрамленной мудростью пахаря Микулы. Признав превосходство «оротая», князь восклицает:

Стоит отметить любопытное обстоятельство, что эпическая фигура пахаря, легко носящего в заплечной котомке «тягу земную» и превосходящего силой не только Вольгу, но и титанического Святогора, которому «грузно от силушки, как от тяжелого бремени», возникла не на черноземном юге, а на суглинистых почвах Русского Севера, о чем говорит «поскрипывание» сошки и «почеркивание» омешников (лемеха, деревянного лезвия у сохи) «по камешкам» в сцене Микулиной пахоты.

Былина о Вольге и Микуле возникла, по всей вероятности, не позже X в. Именно в это время еврейский путешественник Ибн Якуб отметил, что славянская земля обильна всякого рода жизненными припасами, а сами славяне – народ хозяйственный, который занимается земледелием усерднее, чем кто-либо из его соседей.

Археологические исследования показывают, что в IX–X вв. пашенное земледелие окончательно побеждает не только на юге, но и на севере. Земледельцам становятся известны восемь видов полевых работ: сжигание растительности, пахота, унавоживание, посев, боронование, прополка, сбор урожая и сожжение соломы. Переложную систему землепользования повсеместно сменяет двуполье. Дочь лесов – соха все еще преобладала над плугом – этим детищем степей. Тягловой силой служили лошади, а на юге и волы. Важным нововведением было пополнение фонда сельскохозяйственных культур занесенной в Европу с Востока твердой пшеницей, богатой белком, которой не знал античный мир. Но первое место по посевным площадям принадлежало не ей, а древнейшей злаковой культуре Восточной Европы – просу и озимой ржи, которая перекочевывала из посевных закромов в уборочные за 8–10 недель. Ячмень преобладал в северных районах, распространение овса сдерживалось отсутствием у восточных славян многочисленных кавалерийских дружин. Редкой культурой также была гречиха, попавшая к славянам от волжских булгар.

Из бобовых культур сеяли чечевицу, бобы и горох, не пользовавшийся популярностью в античности.

Огородничество и садоводство стало быстро развиваться только после принятия христианства, в связи с пищевыми ограничениями в период постов, а в языческую эпоху восточные славяне довольствовались репой, капустой и аборигенным растением Северной и Средней Европы – хреном.

Поголовье домашних животных в крестьянских хозяйствах было довольно многочисленным, преобладали в нем свиньи и крупный рогатый скот. Коровье и козье молоко было важной частью пищевого рациона, но перечень молочных продуктов не отличался большим разнообразием. Животное масло потребляли только богатые люди, в то время как основная масса населения использовала либо мясной жир, либо растительное масло.

Выведением новых пород скота и улучшением качеств наличествующего стада почти не занимались. Свинью, правда, скрещивали с диким кабаном, но овец, коз, коров принимали такими, какими их создала природа. Если на Западе, в связи с формированием рыцарства, появилось несколько новых пород лошадей – арденнская, бретонская, норманнская, саффолкская и др., – а спрос на лошадей возрос настолько, что чехи и ободриты в X в. занялись разведением их на экспорт, то восточные славяне и русы не проявили в этой области никакой активности. На лесном севере, где лошади были крупнее и массивнее, их раньше, чем на степном юге, стали использовать в земледелии (с IX в.) и для перевозки грузов. Отсутствие у восточных славян многочисленной конницы приводило к отставанию в кавалерийском деле. По сообщению Ибн Русте, верховые лошади имелись только у славянских князей и «высокопоставленных лиц», – видимо, у ближайших княжеских дружинников. В то время как у других народов Европы повсеместное распространение получили стремена и шпоры, наши предки все еще использовали в качестве универсального средства управления лошадью ременную плеть. Подковывать лошадей начали лишь после того, как появились хорошо наезженные дороги.

Большое значение, которое по-прежнему занимала в жизни восточных славян охота, привело к тому, что основные успехи древнерусских животноводов были сделаны в области собаководства. К концу 1-го тысячелетия на Руси вывели сторожевых собак и два вида охотничьих.

Промыслы имели большое значение не только в сфере экономической жизни; в ряде случаев поиски промысловых угодий выступали в качестве определяющего фактора славянской колонизации Восточной Европы. Наиболее распространенными после охоты промыслами были рыболовство и бортничество. Крючки, блесны, грузила, поплавки и другие орудия лова во множестве встречаются на древних восточнославянских поселениях. В качестве колющих орудий применялись острога и пешня. В ход шли также сетевые снасти: сежи, неводы, бредники, мережи и просто ловушки из лозняка. В более поздних письменных источниках особенно часты указания на устройство в реках «езов» – частоколов с отверстиями для кошелей, куда заходила рыба.