Вечная принцесса - Филиппа Грегори

— Возможно, мы предложим им принца, — подумала вслух Екатерина. — Как вы сделали с уэльсцами. В королевстве, объединенном под английским королем, второй сын может быть принцем Шотландским, как первый уже сейчас — принц Уэльский.

Эту идею граф Суррей оценил.

— Славно придумано, — сказал он. — Так и надо сделать. Ударить покрепче, а потом предложить почетный мир. Иначе они никогда не прекратят огрызаться и хватать нас за пятки.

— Король полагает, что шотландская армия немногочисленна и неэффективна, — заметила Екатерина.

Говард подавил смешок.

— Его величество еще не бывал в Шотландии и не успел повоевать. Шотландцы — достойные противники. С галантными французами их даже сравнивать нечего. Шотландцы воюют для того, чтобы победить, и бьются до смерти. Нам потребуется послать туда сильную армию под предводительством опытного командира.

— Вы взяли бы это на себя?

— Пожалуй, — без околичностей ответил сэр Томас. — Лучше меня вояки в вашем распоряжении сейчас нет, ваше величество.

— А король мог бы? — негромко спросила она.

— Король молод, — улыбнулся старик. — Храбрости у него предостаточно, это скажет всякий, кто видел его на турнирах. И с конем он управляется превосходно. Однако война — не турнир, и этой простой истины его величество еще не постиг. Вот возглавит пару вылазок, заматереет, а потом можно и армией командовать в главной битве своей жизни. С первого раза никто не пошлет жеребенка в кавалерийскую атаку. Сначала надо поучиться. Король пусть и король, а все равно должен учиться.

— Военного дела ему не преподавали, — кивнула Екатерина. — Ни истории битв, ни фортификации, ни снабжения войск, ни расположения сил с учетом рельефа местности… Король-отец ничему этому его не учил.

— Король-отец и сам-то в этом не особенно понимал, — негромко заметил граф. — Первой битвой, в которой он участвовал, был Босуорт, и победой в ней он обязан отчасти удаче, а отчасти союзникам, которых привлекла на его сторону его мать. Мужества ему было не занимать, но военачальнику требуются и другие качества тоже.

— Но почему король не позаботился дать сыну военное образование? — удивилась дочь Фердинанда, которая, выросши в военных лагерях, научилась сначала читать планы военных кампаний, а уж потом — шить.

— Да кто ж мог знать, что ему это пригодится? Все ведь думали, править станет Артур…

При звуке любимого имени Екатерина вся сжалась, чтобы ничем не выдать боль.

— Конечно. Да, конечно. Я просто забыла…

— Вот он — да, он был бы отличным командиром. Его интересовали законы войны. Он много читал, жадно учился. Помню, расспрашивал меня о приграничных землях, где лучше ставить замки, как располагать укрепления. Молодой Генрих станет великим королем, когда усвоит законы тактики, но у Артура это было в крови.

Она не позволила себе даже удовольствия поговорить об Артуре, ограничившись равнодушным:

— Возможно… — И переменила тему: — Однако скажите, сэр Томас, как мы могли бы прекратить набеги шотландцев? Не стоит ли укрепить границу?

— Хорошо бы, конечно, только протяженность границ велика, и содержать их трудно и дорого. Король Яков не боится армии, возглавляемой королем. Не боится он и приграничных лордов.

— Отчего же?

Сэр Томас развел руками, придворная выучка не дозволяла ему говорить напрямик:

— Яков — опытный воин, уже второму поколению не дает покоя на наших границах.

— А кто мог бы, полагаете вы, заставить Якова остерегаться нас и оставаться в своих пределах, пока мы укрепляем границу и готовимся к войне? Как добиться отсрочки?

— Увы, никак, — покачал головой граф. — Если Яков задумал идти войной, его не остановить. Впрочем, может статься, Папа? Если его святейшество сочтет нужным вмешаться… Но кто сумеет уговорить его встрять в раздоры между двумя христианскими монархами, вспыхнувшие из-за пиратского нападения да клочка земли? Ведь у Папы хватает своих хлопот, с французами. А, кроме того, если мы пожалуемся на шотландцев, они пожалуются на нас. Никакой уверенности, что его святейшество выступит на нашей стороне…

— Согласна, — кивнула Екатерина. — Но если б только его святейшество знал, как мы нуждаемся в его поддержке!

Как раз в это время в Риме находился мой добрый друг, кардинал Ричард Бейнбридж, епископ Йоркский. В тот же вечер я написала ему дружеское письмо, какими обычно обмениваются знакомые, поделилась разными лондонскими новостями, включая погоду, прогнозы на урожай и цену на шерсть. А затем поведала о недружественном поведении шотландского короля, который выдает лицензии морским пиратам, тем самым поощряя их нападать на наши торговые корабли… И это еще не все! Его подданные постоянно вторгаются в наши северные пределы! Опасаюсь, писала я далее, что король, вынужденный защитить свои границы, окажется не в состоянии встать на сторону его святейшества в конфликте с французским королем. Будет жаль, писала я, если из-за вероломства шотландцев мы не сможем оказать его святейшеству поддержку военной силой. Мы твердо намеревались вступить в союз с моим батюшкой, королем Фердинандом, и выступить на стороне Папы; однако вряд ли это будет возможно, пока у нас дома все так неспокойно.

Что могло быть естественней для Ричарда, моего брата во Христе, чем с этим письмом в руке отправиться к его святейшеству Папе и поведать ему, как огорчен английский король недобрососедским поведением короля Якова и угрозой миру, которая от него исходит, — ведь это способно помешать заключению военного союза во имя спасения Вечного города!

Папа, прочтя, и не раз, мое письмо к Ричарду, тут же написал королю Якову, пригрозив отлучить его от церкви, если тот не научится уважать мир и законные границы сопредельных христианских государств. Королю Якову, вынужденному считаться с мнением Папы, пришлось извиняться, после чего он прислал гневное письмо английскому королю, где писал, что Генрих не имел права в одиночку обращаться с жалобой к Папе, что мужчины и короли должны решать свои проблемы между собой и не было нужды за его спиной бегать к Папе.

— Не понимаю, о чем он! — недоумевал Генрих, отыскав Екатерину в саду, где она играла в мяч с придворными дамами. Он был слишком взволнован, чтобы тут же вступить в игру, как делал обычно: перехватывал мяч на лету и с радостным хохотом бросал его ближайшей девушке. — Что он такое говорит? Никогда я не жаловался Папе! Ничего я ему не писал! С чего он взял, что я ябеда!

— Конечно, нет, и так ты ему и напиши, — невозмутимо ответила ему Екатерина, взяла под руку и отвела в сторону.

— Напишу! Я Папе не писал, я могу доказать это!

— Может статься, это я упомянула, что беспокоюсь о наших северных границах, когда писала епископу Бейнбриджу, а тот пересказал мое письмо папе, — как бы мимоходом произнесла Екатерина. — Но с какой стати винить тебя в том, что твоя жена делится с духовником своими тревогами!